Роберт Говард - Долина червя Страница 6

Затем я решительно углубился в полумрак джунглей, куда почти не проникал свет солнца. Вдруг удушливый, отвратительный смрад рептилии ударил мне в ноздри, и над деревьями появилась, гипнотически покачиваясь из стороны в сторону, кошмарная голова Сатхи. Раздвоенный язык высовывался и прятался, огромные желтые глаза равнодушно вглядывались в меня. В узких зрачках светилась зловещая мудрость того неведомого мрачного мира, в котором не было места людям. Я отшатнулся и побежал.

Страха во мне не было, лишь какой-то странный холодок в области позвоночника и та удивительная ясность рассудка, при которой мир сбрасывает с себя покров тайны. Сатха, извиваясь, следовал за мной. Его стофутовое тело желто-зелеными волнами перекатывалось через гниющие поваленные стволы в абсолютной гипнотической тишине. Клиновидная голова первозмея по размерам превосходила кабанью, толщина же туловища была в рост человека, чешуя переливалась тысячами цветов и оттенков. Я был для него такой же легкой добычей, как мышь для питона, но таких клыков, как у меня, не имела ни одна мышь на свете.

Я бежал быстро, прекрасно понимая, что от молниеносного выпада треугольной головы уйти не смогу. Сатху нельзя было подпускать близко. Я мчался по тропе, прислушиваясь к похожему на шелест травы под ветром шуршанию неумолимо нагоняющего меня гибкого тела.

Нас разделяло уже не более дюжины футов, когда я пробежал под западней. Обернувшись, я обнаружил, что под деревом уже скользит длинное блестящее тело. Схватившись обеими руками за лиану, я напряг мышцы и отчаянно рванул ее на себя - второй попытки быть уже не могло. Огромное бревно с грохотом обрушилось на чешуйчатое тело Сатхи примерно в шести футах за его головой. Я надеялся, что такой удар перешибет ему позвоночник, но не думаю, что это в действительности произошло. Гигантский змей извивался и крутился, могучий хвост ломал толстенные деревья, словно сухие прутики. Когда древесный ствол рухнул на змея, его огромная голова мгновенно повернулась и стремительно атаковала нового врага. Мощные клыки вспороли кору, словно лезвия кинжалов.

Однако Сатха тут же понял, что сражается с неодушевленным противником, и снова повернул голову ко мне. Я стоял в безопасном отдалении. Исполинская рептилия выгнула покрытую чешуей шею и разинула пасть, обнажая полуторафутовой длины клыки. Яд, стекавший с них, способен был проесть насквозь даже камень.

Думаю, если бы не обломившийся здоровенный сук, пронзивший ему бок и пришпиливший Сатху к земле подобно гарпуну, гадина сумела бы выбраться из-под дерева. Ее шипение заглушало шум, поднятый обитателями джунглей, сразу же почувстовавшими падение владыки. Глаза змея, полные запредельной мудрости, вглядывались в меня с такой ненавистью, что у меня подкосились ноги. О да, он отлично знал, что это я поймал его. Я подошел настолько близко, насколько мне хватило отваги, тщательно прицелился и изо всех сил метнул свое тяжелое копье, целясь в точку сразу же за головой. Тяжелое древко пронзило тело змея насквозь и железное острие глубоко увязло в дереве. Я сильно рисковал: Сатхе далеко было до смерти, и я знал, что ему хватит мгновения, чтобы вырвать копье и освободиться, но этого мгновения у него уже не оказалось. Я подскочил вплотную, размахнулся и ударил изо всей силы мечом, перерубая ему глотку, а затем несколькими могучими ударами срубил напрочь его клыкастую голову.

Дерганья и рывки пойманного Сатхи были ничем в сравнении с конвульсиями бившегося в агонии обезглавленного тела. Я оттащил подальше свой омерзительный трофей и, убедившись, что устроился вне досягаемости для смертоносных ударов могучего хвоста, принялся за дело. Сам Нобель изобретатель динамита, не работал с большей осторожностью, чем я тогда малейшая ошибка грозила мгновенной смертью. Я вскрыл мешочки с ядом и погрузил в них наконечники своих стрел. Я тщательно следил за тем, чтобы только бронзовые острия имели контакт с этой страшной жидкостью, деревянные древки стрел этот фантастической силой яд обратил бы в труху в считанные секунды.

Тут из-за деревьев осторожно выглянул Гром - любопытство и страх за меня не дали ему усидеть в кустах, где я его оставил. Глаза и рот пикта широко раскрылись, когда он увидел голову Сатхи.

Несколько долгих часов вымачивались металлические острия в яде, пока не покрылись смертоносным зеленоватым налетом. Благородную бронзу сплошь испещряли мелкие черные точки - следы травления металла ядом. Затем, хотя ночь уже пала на джунгли и вокруг слышались порыкивания охотившихся хищников, мы с Громом при свете луны пустились в обратный путь и на рассвете добрались до скал, нависавших над Долиной Потрескавшихся Камней.

Перед тем, как спуститься в долину, я переломил свое копье и вознес молитвы Йомиру, в чертоги которого собирался. Затем я покрыл лицо и руки ритуальными узорами, как это принято у эсиров, отправляющихся на верную смерть. Утренний ветер развевал мою светлую гриву, когда я, обратив лик к восходящему над горным кряжем солнцу, пел свою песню смерти. Наконец, проверив лук, я направился вниз.

Гром не решился последовать за мной. Он упал лицом вниз на камни и завыл словно раненый пес.

Я прошел мимо озера, оставив в стороне тлеющие еще угли погребального костра и углубился в рощу. Между деревьев высились колонны - скособоченные, бесформенные, невероятно древние. Деревья росли густо - свет самого солнца, казалось, мерк, запутавшись в раскидистых кронах. В зеленоватом полумраке передо мной вырастали очертания полурассыпавшихся циклопических стен огромного строения. У их подножия валялись в пыли груды осыпавшейся штукатурки и цельные скальные блоки.

Примерно в шести сотнях ярдов от храма на краю прилегающей к нему большой поляны возвышалась одиночная колонна высотой в семьдесят или восемьдесят футов. Время и непогода изрядно потрудились над нею, так что теперь любой ребенок из моего племени без труда вскарабкался бы на самый ее верх. Увидев эту колонну, я изменил первоначальный план.

Подойдя ближе, я, задрав голову, внимательно оглядел стены, на которых чудом держался купол крыши. Он был настолько дыряв, что напоминал скорей поросший мхом остов некоего сказочного животного. Быть может, некогда эти стены украшали какие-то знаки или иероглифы, но даже если это было так, их давно уже стерло время. Вход в храм стерегли гигантские колонны, а сам он был настолько широк, что через него свободно прошел бы десяток слонов, двигаясь бок о бок. Гигантский внутренний зал также заполняли ряды колонн, сохранившихся несколько лучше наружных. Каждую из них венчал плоский пьедестал. Подсознание тут же нарисовало туманные образы отвратительных существ, восседавших на этих пьедесталах, верша неведомые обряды, в те необозримые времена, когда сама вселенная была юной.