Андрей Корбут - Год 2990 Страница 6

9. "Девять кругов ада...", - вспомнил я, когда понял, что мой первый круг замкнулся. Подумалось: сколько ещё предстоит пройти? Я шел бесконечной зеленой пустыней не один день. Я полз по ней, отсчитывая капли воды из своего НЗ, как срок до исполнения смертельного приговора надо мной... Иной раз меня посещала крамольная мысль: что, если повернуть обратно, или лечь на песок, наплевать на все и ждать смерти, обману тогда зловещий рок? Жажда жизни, однако ж, толкала меня вперед. Я верил, что отыщу выход, сойду с заколдованной орбиты своей судьбы. И город, покинутый всеми город, что ждал меня вдали, по-прежнему оставался единственной путеводной звездой. Небо глядело на меня, полное безразличия, серым утром, бесцветным днем, чернеющим вечером. Воздух застыл в мертвом штиле. А где-то у виска отчетливо больно пульсировала закипающая в жилах кровь. Ночи не существовали для меня. Я умирал, воскресая с первыми лучами солнца. Впрочем, земные стереотипы. Здесь солнце не являло себя воочию. Когда следовало появиться скалам, они появились. И теперь я смотрел на них, желая запомнить каждый оттенок, каждый штрих. Я решил пойти до конца и спешил, чтобы достигнуть подножия гор до пришествия темноты. Утром меня вырвало из сна шквалом ночного страха. Я уронил на высокий, тяжелый, непослушный язык три капли воды из НЗ и, поднявшись, начал восхождение... Когда я должен был найти глаза, я нашел их... Мне бы быть к тому готовым, к встрече с ними, а я наступил на те же самые грабли во второй раз: отшатнулся, упал на площадку, на которой только что лежал, отдыхая, но заскользил по ней, не сумев ни за что зацепиться, в панике, в мгновенном страхе взмахнул руками и сорвался вниз, падая десять-пятнадцать метров на острый угол боком, переворачиваясь и разбиваясь головой и телом в кровь. Очнувшись и найдя на себе знакомое "одеяло", я не нашел ничего лучшего, как рассмеяться громко, не нарочито. Все становилось слишком скучно. Этой ночью, зная повадки моего врага, я уже забавлялся. Я то игриво, будто бы подзывая к себе собаку, насвистывал, то улюлюкал, то, замолчав, дождавшись, пока меня едва не накроют с головой, вскрикивал, будто пугая маленького, а то ревел "ура" или напевал песни. Наконец, под утро, чувствуя его приближение, я принялся даже гоняться за серебристыми шарами с дикими воплями. Это был кураж. И сумасшествие. Но пришел день - и я полез на скалы с утроенной энергией. Когда я выдохся, в пяти шагах от плато, на котором стоял мертвый город, когда я, распластавшись на холодном камне, уткнувшись носом в свое мутное отражение, не в силах был пошевелить хотя бы мизинцем, на меня упала тень, и разорвавший перепонки звук обрушился словно молот. Чтобы понять, что происходит, я хотел было с усилием перевернуться на спину, взглянуть - что или кто парит надо мной, но боль, пришедшая откуда-то боль забрала меня с собой... "Алэн, Алэн, что с тобой?" - держал меня за плечи и старался привести в чувства Крис Астон. Я глянул на него, наверное, беспомощно-растерянно, потому что он тотчас встревожился: "Ты здоров?" Я ответил, что не знаю, поинтересовался, где команда, услышал, что внизу готовит десятый корабль. "Сколько осталось до поверхности?" - спросил я, полный плохого предчувствия. "Тридцать тысяч...". Я понял, что круг сужается.

10. Межзвездный челночный корабль "Леонардо да Винчи" был способен вмещать до двухсот пассажиров, и спорить с ним в выполнении подобной задачи в подвластном человеку космосе могли не более десятка его одноклассников. Принципиально он состоял из пяти модулей: в головном отсеке находился центр управления полетом и электронный мозг (модуль А); следом шли технические модули (В и С), где также находились служебные помещения; за ними - три яруса основного модуля (Р), причем нижний и верхний ярусы были оранжереями, а средний разделялся перегородкой на ресторан-клуб и блок с анабиозными капсулами для пассажиров; после этого снова шел черед технического модуля (Е), сопряженного с протоновыми двигателями. Место, которое занимал Алэн Лаустас, было сто двадцать вторым в седьмом ряду, от иллюминатора - вторым. Через двадцать минут после старта, когда пассажирам сообщили, что "Леонардо да Винчи" покинул поле притяжения Земли, Алэн вернул капсулу в вертикальное положение, открыл ее и, оставив в ней по-прежнему крепко спящего сына, выбрался в салон корабля на искусственную траву, не мнущуюся и немного жесткую. Большинство капсул все еще находились в горизонтальном положении. Он подумал, что ему это на руку, - провести окончательную рекогносцировку было нелишне. Всего рядов в пассажирском блоке было десять; центральный проход разделял его на правую и левую стороны. Перед наглухо задраенным люком в хвосте (к модулю Е) одна лестница уходила вверх, другая - вниз, и обе - в оранжереи. Алэн выбрал первую: ступеньки податливо пружинили; поднявшись, оказался в настоящем тропическом лесу с огромными окнами на слепящее солнце, оглядел с кристально-чистой водой, с ярко-желтыми лилиями, с извивающимися водорослями озерца, каждое размером с домашний бассейн, увидел что-то прибиравшую среди травы стюардессу, чинно отвесил поклон, но, недовольный, что встретил ее, помрачнел. Дойдя до конца оранжереи, он вновь нашел лестницу и, спустившись по ней, обнаружил себя в ресторан-клубе. Здесь двое таких же, как и он, "ранних пташек", которым не слишком нравился своеобразный комфорт капсул, успели начать партию в бильярд. Однако его сейчас больше интересовал плотный обед; Алэн направился к ближнему столику, сел лицом к иллюминатору, спиной к залу и заказал себе бифштекс с кровью.

* * * Командиру "Леонардо да Винчи" Луи Сантано было сорок шесть лет, из них добрую половину он провел в космосе. Высокий, жилистый, с вытянутым худым лицом, ястребиным носом, глубоко запавшими глазами, сверлящими каждого, кто с ним разговаривал. Без единого седого волоска и с необыкновенными длинными руками... Вот, так сказать, беглая зарисовка с натуры. Смеялся он редко, сердился еще реже, у него был глухой голос, но иногда в нем прорезались излишне высокие нотки, и это означало, что он волнуется. Так он и произнес эту фразу: "Ну уж нет, не бывать тому...". Луи беседовал со своим первым помощником Ником Крашпи. Речь шла о том, что на корабле находился президент одной из дальних планет в системе NN, некто сэр Ля Кросс со своими телохранителями, и вряд ли это было хорошей новостью. Случаи, когда внутренний распорядок звездолетов вдруг выстраивался под высокую особу, были нередки. Причем, с одной стороны, межпланетные соглашения обеспечивали защиту гражданских прав пассажиров, с другой - эти же соглашения нивелировали их права, когда на борту находился V.I.P. Ник не без легкой усмешки предположил, что в ЦУПе вот-вот покажутся черные маски и заявят о необходимости перевести часть капсул в состояние полного анабиоза до самого Антарекса, а потом ограничат в передвижении по звездолету, без предварительного согласования с ними и весь экипаж. Луи Сантано, который уже сталкивался с подобным произволом, воспринял это всерьез и не мог не сдержать возмущения. А Ник опять "подлил масла в огонь" - напомнил о 10-ом параграфе межпланетных соглашений. Параграф действительно был грозным - он разрешал телохранителям V.I.P. идти на любы меры ради защиты охраняемой особы. "Отвратительно осознавать, что корабль становится заложником этого Ля Кросса", - особенно звонко зазвучал голос Луи Сантано. Ник, с ним соглашаясь, лишь обреченно вздохнул. В отличие от командора Ник Крашпи был совсем молод, и это был его второй рейс. Двадцатипятилетний юноша, попавший на "Леонардо да Винчи" сразу после окончания космической академии, вверг лучшую половину экипажа звездолета в состояние, близкое к сильному помешательству. Двухметрового роста, косая сажень в плечах, голубоглазый, белокурый, с лицом, по-древнеримски строгим, мужественным и благородным, он одержал победу над сердцами десяти стюардесс, тем более полную и блистательную, когда выяснилось, что у него нет суженой. - Господа, сообщение с Земли, - вмешался в разговор сидящий в крайнем левом кресле у пульта второй пилот Рэг Гамильтон, седовласый, неулыбчивый англичанин, с ввалившимися глазами и бледным румянцем на щеках, - Есть все основания полагать, что на корабле находится похищенный ребенок. Ему два года, мальчик. На Земле объявлен розыск. - Кто похититель? - спросил командир. - Порт об этом пока молчит, - Гамильтон повернулся вместе с креслом к астронавтам, - это оперативная информация. - Сколько на борту детей в возрасте от года до трех? - Луи подошел к Гамильтону. - Двадцать два. Посмотрим, с кем они? - Пожалуй. На голубом экране монитора перед вторым пилотом, сменяя друг друга, замелькали лица пассажиров, у которых были дети соответствующего возраста.