Джек Вэнс - Эмфирио Страница 6

Тем не менее, Гил считал себя баловнем судьбы. Амианте не накладывал почти никаких ограничений. Большинство сверстников Гила обучались ремеслам в школе гильдии, в домашней мастерской или в мастерской родственника. Детей писарей, конторских служащих, педантов и прочих представителей профессий, требовавших развития навыков чтения и письма, натаскивали по второму и даже по третьему табелю.[2] Заботливые родители отправляли отпрысков в ясли попрыгунчиков и в школу юных скакунов при храме Финуки или, по меньшей мере, учили их простым выкрутасам дома.

Амианте, по расчету или просто по рассеянности, не предъявлял к Гилу подобных требований, позволяя ему проводить время по своему усмотрению. Закончив исследование всех закоулков Брюбена, Гил отважился проникнуть за его пределы. Он подробно изучил верфи и шлюпочные цеха района Нобиле, забирался на остовы старых барж, ржавевшие на илистых отмелях Додрехтена, закусывая найденными поблизости сырыми морскими фруктами. Однажды он переплыл на Неисходный остров в устье Инцзе, где находились стеклозаводы и сталелитейные фабрики, и несколько раз переходил по мосту на мыс Переломщиков.

К югу от Брюбена, ближе к центру старого Амброя, начинались районы, во времена Имперских войн подвергавшиеся самым катастрофическим разрушениям: Ходж, Като и Хайялис-парк. Среди пустырей и руин извилисто тянулись однорядные и двойные вереницы домов, выстроенных из кирпича, собранного на развалинах. В Ходже находился общественный рынок, в Като — Финукийский храм. Обширные пространства были сплошь покрыты крошкой черного кирпича, обломками плесневеющего бетона и вонючими лужами, окруженными цветущей тиной причудливой окраски. Время от времени на пустырях попадалась импровизированная лачуга бродяги-тунеядца или нелегала.[3] В Като и Вашмонте высились мрачные каркасы центральных башен, реквизированные лордами-исправителями в качестве опор для заоблачных обителей.

Как-то раз, вспомнив о героической марионетке, Гил решил проверить практическую целесообразность подвига Руделя. Он выбрал башню, принадлежавшую лорду Уолдо, владетелю Флоуэна,[4] и стал забираться на нее по диагональным укосинам — до первой перекладины, до второй, до третьей, до четвертой — дальше — выше — на тридцать метров, на шестьдесят, на сто... Гил остановился, крепко схватившись за укосину, ибо высота становилась поистине устрашающей.

Некоторое время он сидел на перекладине и смотрел на панораму старого города. С башни открывался великолепный, хотя и меланхолический в своей неподвижности вид: развалины подсвечивались оттеняющими мельчайшие детали наклонными, пыльно-золотистыми лучами солнца. Гил присмотрелся к лабиринту улиц Ходжа, пытаясь отыскать Ондл-сквер... Снизу послышался грубый окрик. Гил опустил голову: у подножия башни стоял человек в кофейного цвета брюках и черном кителе с широкими фалдами — агент вашмонтского Собеса.

Гил спустился на землю и получил строгий выговор. Пришлось назвать имя и адрес.

На следующий день, рано утром, к Амианте зашел агент брюбенского Собеса Эльфред Кобол — Гил приготовился к крупным неприятностям. Неужели его увезут на реабилитацию? Но Эльфред ни словом не упомянул о проделках Гила на вашмонтской башне, ограничившись ворчливым советом быть построже с шалопаем. Амианте выслушал агента с вежливым безразличием.

Эльфред Кобол, пузатый коренастый человек с опухшей физиономией, шишковатым носом и маленькими серыми глазками, говоривший отрывисто и деловито, пользовался репутацией строгого служащего, никому не делавшего поблажек. Тем не менее, у него был немалый опыт, и он предпочитал не истолковывать Кодекс буквально. К большинству иждивенцев Эльфред относился с прохладной фамильярностью, но в присутствии Амианте Тарвока вел себя осторожно и внимательно, как если бы считал поведение Амианте непредсказуемым.

Не успел удалиться Эльфред Кобол, как явился Энг Сеш, старый придирчивый районный делегат гильдии резчиков по дереву — провести инспекцию мастерской и убедиться в том, что Амианте соблюдает уставные правила, применяя исключительно предусмотренные инструменты и разрешенные методы без использования механических приспособлений, шаблонов, автоматизированных процессов или средств серийного производства. Сеш оставался в доме больше часа, поочередно изучая каждый инструмент. В конце концов Амианте поинтересовался слегка насмешливым тоном: «Что вы надеетесь найти?»

«Ничего особенного, иж[5] Амианте, ничего особенного. Смотрю, не попадется ли отпечаток струбцины или что-нибудь такое. Должен сказать, что в последнее время ваши работы отличаются необычным единообразием отделки».

«Вы предпочли бы, чтобы я сдавал недоделанный товар?» — спросил Амианте.

Если в вопросе скрывалась ирония, делегат ее не заметил: «Это противоречило бы уставу. Что ж, очень хорошо — вам известны ограничения».

Амианте вернулся к работе, делегат покинул мастерскую. По тому, как опустились плечи отца и с какой яростью он атаковал стамеску киянкой, Гил понял, что посетители довели Амианте до белого каления. В конце концов Амианте бросил инструменты, подошел к двери и выглянул наружу. Убедившись в том, что на площади никого нет, он вернулся к верстаку: «Ты понимаешь, на что намекал делегат?»

«Он считает, что ты его надуваешь».

«Что-то в этом роде. А ты знаешь, почему он так беспокоится?»

«Нет». Стараясь поддержать отца, Гил добавил: «По-моему, ему просто делать нечего».

«Ну... не совсем так. В Фортиноне мы все останемся без последнего куска хлеба, если наши товары не будут продаваться — причем мы гарантируем, что вся местная продукция изготовляется вручную. Тиражирование, формование, опрессовка — все это запрещено. Ни одно изделие не должно быть копией другого, и делегаты гильдии строго следят за соблюдением этого правила».

«А лорды? — спросил Гил. — Они в какой гильдии? Что они производят?»

Амианте поморщился, как от боли, но тут же усмехнулся: «Мы с ними разной крови. Лорды не вступают в гильдии».

«Как же они зарабатывают талоны?» — не отставал Гил.

«Очень просто, — ответил Амианте. — Когда-то, давным-давно, Фортинон опустошила жестокая многолетняя война. Весь Амброй лежал в развалинах. Приехали исправители. Они потратили огромное количество талонов на восстановление города — это называется вложением капитала. Они раскопали и починили трубопроводы системы водоснабжения. Они построили магистрали Обертренда. И так далее. А теперь мы платим за использование этих сооружений».