Чарльз Шеффилд - Классически квантованный кошмар Страница 6

Первые три комнаты были жилыми каютами, оборудованными радиоаппаратурой, настроенной на прием передач с Земли. Дальние, выпуклые стены явно выходили прямо в космос и, хотя выглядели обыкновенно, наверняка обладали повышенной прочностью и отменными защитными свойствами. Солнечные вспышки тут не страшны.

А вот и четвертая, внутренняя комната…

Затаив дыхание, я открыл дверь. В центре стоял серо-голубой саркофаг гибернационной камеры Шиндлера. Восемнадцать миллионов долларов за последнюю, отчаянную надежду. Смертельно раненый или неизлечимо больной пациент мог проспать в такой камере бесконечно долго. Внутривенное питание при температуре тела чуть выше нуля способно поддерживать сведенную к минимуму жизнедеятельность организма до той поры, когда, благодаря донорским органам или усовершенствованным методам медицины, появится шанс исцеления.

Но кто сказал, что в шиндлеровскую камеру можно запихнуть только больного?

Я осмотрел панели и насчитал целых пять таймеров, установленных на срабатывание через девять месяцев начиная от сегодняшнего дня. Переключив все таймеры на немедленное пробуждение пациента, я сел на пол перед камерой и стал ждать.

Даже ускоренная реанимация требует некоторого времени. Сердечная деятельность того, кто находился там, внутри, начала восстанавливаться. По мере поступления в вену раствора из капельницы рос пульс; вместе с ним поползла вверх температура.

Минуты тянулись. Я ждал.

Через полчаса светильники под потолком замигали, как будто где-то зачихал движок. Часы показывали, что первая стадия эксперимента Джермани – в самом разгаре. Сейчас волны магнитного поля, все уплотняясь и уплотняясь, расходятся по спирали вдоль «СГ». Первая стадия давала самую непосредственную, но и наименее достоверную картину третичного квантования. Селия не возлагала на нее особых надежд. По ее словам, самой многообещающей представляется вторая стадия, которая должна начаться через два часа после первой. Моя милашка готова была поставить на нее все свои деньги.

Температура тела – 78 градусов. Бронхоспирометр фиксировал нормальную частоту дыхания и близкий к норме состав выдыхаемой смеси. Должно быть, у человека, оживающего в камере, сейчас пробуждается сознание. Я заглянул в узкое плексигласовое оконце сверху, но ничего не увидел. Сердцебиение – четкое, ритмичное, 47 ударов в минуту. Мой собственный пульс перевалил за сотню. Уговаривая себя, что, по сравнению с шестью годами ожидания, три четверти часа – ничто, я закрыл глаза.

Прежде мне не доводилось наблюдать шиндлеровскую камеру в действии. Что происходит в конце цикла пробуждения? Навряд ли подогретый субъект выскакивает из нее, словно хлебец из тостера, но открыть запор снаружи я не осмеливался – а вдруг опережу события?

Наконец из саркофага донесся вздох протеста – бедняга, как видно не выспался, – и что-то щелкнуло. Дверца, однако, не открылась, но была теперь незаперта. Трясущейся ледяной рукой я потянул ее на себя, и в следующую секунду на меня воззрился ошеломленный Томас Мэдисон.

– Бердон? – промямлил он и вяло приподнял голову. – Это ты, Джек?

– Джек Бердон умер. – Мой ответ прозвучал торжественно и сурово. – Это я, Эрик, твой Джимми.

Он разинул рот; на лице застыло то самое выражение, которое я несколько лет видел, мечтая об этом дне.

– Где?.. Что?.. – только и смог выдавить из себя воскресший пророк.

– Ты у себя, Эрик, на «Славе Господней». Разве не так было задумано?

Он попытался подняться, чтобы выбраться из камеры, но слабость еще не прошла. Я одной рукой запихнул его обратно. Он задрожал и втянул голову в плечи.

– А Джек? Что стряслось с Джеком?

– «Мне отмщение», Эрик. Помнишь? Твоя любимая цитата. Хочешь узнать, как я его расколол? С некоторых пор в народе пополз слушок о воскрешении. Нелепый, дикий такой слушок. Но упорный – он просочился даже сквозь тюремные стены. С чего бы это, – недоумевал я, – ведь не мессия же Мэдисон, в самом деле? Но с другой стороны, его тело так и не найдено. Тут я призадумался, а потом прослышал, что не только тело, но и денежки церковные как в воду канули. Дело-то нечисто, – смекнул я и, выйдя на волю, отправился навестить Джека. Ну, а он выложил мне все, что знал.

Мэдисон дернул шеей.

– Ты хочешь возразить, что Джек не стал бы со мной откровенничать? Кто-кто, только не верный старина Джек, – подсказал я. – Так-то оно так, да не совсем. Просто я привел ему убедительные доводы. Вроде тех, которыми он склонил к раскаянью свою супругу. А любопытно, Эрик, почему в доверенные лица ты избрал именно Джека? Почему не меня? Мы, кажется, с тобой подольше.

Он силился придумать что-нибудь, но я не нуждался в ответе. Очевидно, что Мэдисон и самого Джека Бердона посвятил лишь в небольшую часть замысла. Затевая грандиозную аферу, следует вовлекать в нее минимум участников.

– Я не мог рассказать тебе, Джим. Неужели непонятно? Приходилось держать все в секрете. – Вместе с голосом и чуть более здоровым оттенком на порозовевших щеках к нему вернулась и толика самоуверенности. – Тучи сгущались, ты знал это не хуже меня. Обстоятельства вынудили нас свернуть дела, залечь на дно и ждать лучших времен. Но я помнил о тебе.

Рванувшись вперед, я схватил его за горло, надавил на кадык, но потом ослабил хватку – перекрывать доступ воздуха было еще рано.

– Вот этому – верю. Твой гениальный план я вычислил досконально. Из Джека вытянул все, что он знал – ему ведь было не до вранья. Остальное – логика. Изложить?

Да, куда уж проще. И чисто – комар носу не подточит. Томас Мэдисон отдает концы и при этом исчезает. Власти и скандалы терзают Церковь; лет через шесть она уже на последнем издыхании. Но у Джека Бердона и двух-трех других доверенных друзей достаточно связей и средств, чтобы гарантировать неприкосновенность «Славы Господней». Потом пускают шепоток – рождающее ужас и священный трепет пророчество о посмертном преображении. А ровно через семь лет (это важно, чтобы ровно через семь) в вечернем небе вдруг снова вспыхивает давно покинутая и безжизненная орбитальная святыня. Воскресший на небесах Томас Мэдисон снова вещает народам Земли.

– Заря Самой Новой Эры, – усмехнулся я. – Оригинальнее некуда. Вот было бы воистину Живое Слово. Только куда же делось прежнее духовенство? Большинство, как и планировалось, власти сгноили в тюрьмах. Не от щедрот своих подкармливали вы из церковных фондов бескорыстных чиновников. И разумеется, ты не бросил бы тех, кто, выдержав особо строгий режим, дожил до светлого дня. Им была уготована самая отеческая забота вплоть до того часа, когда последний не загнулся бы, избавив тебя от опасности разоблачения. Ну, и мне, грешному, в их числе.