Сергей Булыга - Окрайя (Черная сага - 3) Страница 6

Сказала - и смотрела на меня! Смотрела пристально! Тогда я медленно, как будто невзначай, отвел глаза. А Сьюгред продолжала:

- Сперва отец сильно разгневался. А после засмеялся и сказал, что он теперь все понял! Что Хальдер для того и призывал тебя, чтобы ты все рассказал, как есть, а он, отец, потом отомстил бы тебе за него, за своего сородича. И он отомстит! Но будет это честно, по закону - он вызовет тебя сражаться на мечах.

- Сегодня?

- Нет. Сегодня ты наш гость. А завтра - враг. И завтра он тебя убьет.

Я снова повернулся к Сьюгред, хотел было спросить: "А если я его убью?"... но почему-то промолчал. И просто так лежал, смотрел на Сьюгред, думал, что до чего же она красивая! А Хальдер... Неужели это правда, что Хальдер заманил меня? А что тогда Лузай?! И я спросил:

- А где мой человек?

- На берегу. Беседует с дружиной. И там же мой отец.

Ну что ж, подумал я, им есть о чем поговорить. Лузаю теперь нужно доказать, что он здесь ни при чем, что он был верен Хальдеру. А я буду молчать! Я ничего им не скажу, ибо теперь всякое мое слово они будут невольно воспринимать как мою лживую попытку оправдаться. Но этого не будет, нет! Я - ярл! А если и не ярл, то только по рождению, но по тому, как я уйду, я буду настоящим ярлом!

Подумав так, я сразу успокоился и, повернувшись к Сьюгред, сказал так:

- Все хорошо. Ступай.

Она не шелохнулась. Тогда я улыбнулся и сказал:

- Ступай, моя красавица! Я больше не держу тебя.

Она сказала:

- Глупый ты.

- Да, глупый, - согласился я. - И потому ступай.

Она ушла. А я лежал. Я знал: завтра Торстайн убьет меня - ведь не зря же Хвакир так жутко, дико выл, когда мы расставались с ним - стоял на берегу, смотрел мне вслед и выл, и выл, и выл! Он, значит, знал, что меня ждет, он чуял, что замыслил Хальдер. Да и Белун, конечно, тоже это знал, но промолчал. И знал и Хрт! Но не остановил. А если это так, то, значит, я не просто ухожу, а по его велению. И я буду с мечом - это почетно. А каково было Щербатому? Его-то ведь сожгли! Конечно же, он проклинал меня. И ведь было за что! И Хальдер, я уверен, проклинал меня - и Хальдер тоже прав, я не ропщу на Хальдера, а нынче я и вовсе благодарен Хальдеру - ведь он позволил мне уйти с мечом. И завтра я уйду. Но я уйду к своим богам, а он ушел к своим. И, значит, нам никогда уже не встретиться. А жаль! Ведь если бы...

А! Что теперь! И я лежал и размышлял. И так я пролежал почти весь день. Никто меня не беспокоил. Было тихо. И на душе моей было легко и тихо. Я знал, что меня ждет, я приготовился. И мне, признаться, даже не терпелось: скорей бы день прошел, скорей бы миновала ночь, а там - в мечи и в тьму! А там - в неведомую, но, как говорят, счастливую страну! Хей! Хей!

Но вот пришел Торстайн. Сказал:

- Вставай. Сейчас придут рабы и будут накрывать на стол. Негоже при рабах лежать. Еще подумают: ты оробел, не можешь и подняться.

- Да, - сказал я, - ты прав. Пойдем.

Мы вышли из землянки, сели на скамью. Торстайн сказал:

- Сегодня ты мой гость. Пир - в твою честь. А завтра я хочу убить тебя.

- То есть, ты вызываешь меня?

- Да, вызываю.

- Что ж, будь по-твоему.

Мы помолчали. Потом Торстайн опять заговорил; на этот раз он спросил у меня:

- У тебя есть последнее желание?

- Пока что нет, - ответил я. - Я еще слишком молод, чтобы думать об этом.

- Но завтра я тебя убью!

- Это совсем не обязательно.

- Нет, обязательно! - гневно вскричал Торстайн и, весь трясясь от возмущения, встал, плюнул на землю, прямо передо мной, и широкими шагами ушел в землянку.

А я левой ногой растер его плевок. Вот до чего он был тогда неосторожен!

Итак, Торстайн ушел к себе в землянку, и стал распоряжаться там, всех подгонял и торопил, покрикивал на нерадивых. А я сидел себе у входа и помалкивал, смотрел по сторонам. Вижу: идут Торстайновы дружинники, а среди них идет Лузай, и он держится с ними так, как будто бы он их давным-давно знает, как будто он и сам из здешних. Идет - и вот уже меня не замечает, и вот уже почти проходит мимо...

- Лузай! - окликнул я.

Он вздрогнул и остановился. Я поманил его рукой. Он подошел.

- Сядь рядом, - сказал я.

Он сел. Сразу отвел глаза. И тогда я сказал:

- Мне уже все известно. Но я не виню тебя. И не кляну. И после тоже не предам тебя!

- Что?! - вздрогнул он.

- А то! И не трясись, Щербатым ты не станешь.

- Каким щербатым?

- А таким, которого мы бросили у рыжих. Завтра не твой - мой срок. И я уже готов к тому.

Лузай пожал плечами и спросил... Нехорошо спросил:

- Тогда зачем ты окликал меня?

- Не знаю.

- Знаешь! - вскричал Лузай. - Прекрасно знаешь! Страшишься уходить один, вот и меня с собой тянешь! Вот, думаешь, а вдруг они решат, будто и я с тобой заодин желал прикончить Хальдера! И тогда нас двоих... А! Что и говорить! - Лузай даже махнул рукой. - Не ярл ты, Айгаслав, - подменыш!

Подменыш! Х-ха! Как плетью по щеке! Я подскочил, я вырвал меч!..

Но все-таки опомнился, сел, помолчал, потом сказал:

- А, может, ты и прав. Ступай, Лузай. Я больше не держу тебя.

Он встал. А я сказал:

- Ты, помню, клялся мне на верность. Так я теперь... тебе ту клятву возвращаю. Отныне я тебе никто. Вот так! Ступай.

Лузай пожал плечами и ушел в землянку.

А мне стало легко. Совсем легко! Когда ты только сам себе товарищ, то есть когда ты уже ни от кого не получаешь и не ждешь поддержки, но зато когда тебе нужно думать и заботиться только об одном себе и больше ни о ком, тогда все становится намного проще. Как жаль, что я только сегодня это понял! Подумав так, я встал...

И тут же из землянки вышла Сьюгред и призвала меня на пир.

На этот раз стол был накрыт куда богаче прежнего. И то неудивительно: ведь это же был стол для гостя, а не по покойнику. Меня посадили в красном углу, на почетной скамье. Рядом со мной сидел Лузай. Но не о нем был разговор, а только обо мне. И только в честь меня одного и поднимали они тогда здравицы. Сперва они мне пожелали великое множество острых мечей, потом храбрых врагов... Но о большой воде упоминать не стали. Вместо того Торстайн сказал:

- Не обижайся, гость, но так уже получилось, что больше нам сказать тебе нечего. Это вчера мы много говорили, ибо прекрасно знали Хальдера. А ты для нас - совсем чужой человек. И из чужой страны. И потому нам очень любопытно, кто ты такой и откуда. Так расскажи нам о себе, поведай нам о своих родных местах, о своих родичах, о своих друзьях и своих недругах, и тогда мы с большим удовольствием снова поднимем здравицы.

- А за кого поднимете? - спросил у него я.

- За тех, о ком ты будешь нам рассказывать, - важно ответил Торстайн. - Вот ты расскажешь о своем отце, и мы выпьем за него. О брате и за брата. А о жене - и за жену. И за твою дружину, если таковая у тебя имеется. И даже за твоих врагов, если они, конечно, достойны этого. Ну, слушаем тебя. Итак, отец твой...