Александр Яблоков - Мертвец Страница 6

- Кажется, я его видел - шустро так топал вверх по склону. Хотя вообще-то там ничего интересного нет. Может, твой приятель не так крут, как ты думаешь? Но давай-ка глянем…

Я потягивал пивко и смотрел, как он охотится. Радары прочесывали местность вдоль и поперек, и на экранах появлялись пятна от источников тепла.

- Здесь есть еще пара ребят, по другую сторону хребта. Видишь облачка пара? Должно быть, над чем-то смеются… - И он напряженно уставился в экран, словно пытался разглядеть на нем слова анекдота.

- Залегли там с самого рассвета. Хитрецы! А теперь взгляни-ка сюда.

- Он сместил изображение. - Сидят себе, как пай-мальчики, а в какой-нибудь сотне ярдов от них, вот здесь, в чаще, притаился олень. Видишь?

Мутное продолговатое пятно, немного крупнее человека, неподвижно застыло на экране.

- Не беспокойся, сейчас отыщем твоего приятеля, но сперва… Давай-ка покажем этим придуркам одну штуку. - Он взял в руки что-то вроде пульта дистанционного управления. На экране, в районе передней части затаившегося оленя, возникло перекрестье курсора. - Идем!

Он схватил ружье и штатив, и мы выбрались наружу. После тепла палатки осенний ветер казался особенно колючим. Охотник установил штатив на плоском камне, и ножки автоматически выровнялись. Он взглянул на экран своего пульта.

- Приходится делать поправку на ветер. В новейшей модели это происходит автоматически - а здесь есть допплеровский радар и все такое. Но твой приятель, верно, хотел сэкономить побольше зеленых…

- Он нажал на какие-то кнопки. Ружье беззвучно повернулось на подставке. Затем тренога выросла в высоту, а ствол оружия слегка накренился. Его дуло нацелилось на невидимого зверя и застыло в ожидании последней команды.

- Мы почти на границе охотничьих угодий, поэтому я выбрал снаряд высокого проникновения. С такими штуками приходится обращаться осторожно, а не то можно насквозь прострелить какую-нибудь машину в миле отсюда…

Впрочем, он не удосужился даже мельком взглянуть на складчатый гребень холма, где в ожидании заката, которого ему не суждено было увидеть, притаился олень. Вместо этого охотник обернулся назад, к долине, где остались закусочная и забитая грузовичками парковка. За ними едва различимая официантка тащила по двору тяжелые баки с помоями, вскидывала их на плечо и вываливала содержимое в мусорный контейнер. Даже с такого расстояния была заметна ее своеобразная костлявая грация.

- Может, когда-нибудь изобретут что-то и для такой охоты… - На миг его лицо озарилось печалью и усталостью. - И мы сможем окончательно изгадить и это дело.

Затем, все так же не отрывая глаз от закусочной, он нажал красную кнопку на пульте. Ружье выстрелило. Хлопок был на удивление аккуратный, и никакого дыма. Словно бы ничего и не произошло.

- Ну, давай глянем, что получилось.

Теперь крестик курсора на экране мигал красным. Олень даже не шелохнулся. Охотник вывел на дисплей точные температурные характеристики объекта. Несколько секунд ничего не происходило, потом столбик термометра пополз вниз, одна десятая градуса за другой.

Охотник облегченно вздохнул:

- Попался, голубчик! - Потом хихикнул: - А эти-то, великие белые охотники, так и сидят себе, дожидаются. Вот идиоты!

Новый всплеск ярких облачков от двух других охотников. Он нахмурился, не желая подражать им.

- Ну, а теперь займемся твоим приятелем.

Мариетта, штат Джорджия

Позднее я сообразил, что они, должно быть, работали уже довольно долго, прежде чем один из них разбил чашку, и шум разбудил меня.

Я лежал под горой одеял, обмотав шею рукавами лыжной куртки. Видимо, ночью я вставал, чтобы ее натянуть, хотя ничего об этом не помнил. Мама всегда включала кондиционер на полную мощность. Оранжевый циферблат будильника показывал что-то около трех утра. Я совсем продрог в своей пижаме: она была хлопковая, летняя, хотя в нашем доме лето не наступало никогда. С такой мыслью я встал, чтобы повесить куртку обратно в шкаф. Мама будет недовольна, если ее увидит. У нее был пунктик насчет того, что всему свое время.

Вот только если б не было так холодно…

Бормотание. Опять она уснула с включенным телевизором. Рано или поздно взрывы закадрового смеха в каком-нибудь старинном сериале ее разбудят. Я вышел из комнаты, тихонько ступая по толстому ковру. Мама болеет, ей нужно как следует высыпаться. Хотя мне ужасно не хотелось видеть ее в голубоватом свете экрана. Так она казалась мертвой.

Но в спальне никого не было, и телевизор молчал. Одеяла и подушки в беспорядке валялись на большой кровати, которую мама когда-то делила с моим отцом. Это из-за ее болезни он ушел. Он говорил, что ее выбор - чистое безумие. Что он не сможет с этим жить. В тот день, когда отец нас бросил, он просто остановился на дороге и попросил меня «пожалуйста, позаботиться» о матери и пообещать, что с ней ничего не случится.

Ничего себе просьба для ребенка, чья мать умирает от рака печени! У отца не было времени дать мне дальнейшие инструкции, поскольку через месяц или около того он и сам умер от сердечного приступа прямо на работе.

Голоса доносились с первого этажа. Обычно мама не засыпала в гостиной, но она с каждым днем становилась все слабее… Я заглянул в ванную и достал из шкафчика ее таблетки, чтобы они были под рукой, когда она проснется. Пробуждение для нее было равносильно вскрытию - так она сказала кому-то однажды, когда думала, что я не слышу.

В гостиной было темно. И телевизор выключен. Зато в кухне горел свет.

- Ну же, давай… - бормотал кто-то.

- Погоди секунду, - во втором голосе слышалось раздражение. - Тут тонкая работа…

- Да брось, Барнаби. Просто сделай это, и все. У нас ведь есть несколько миллиметров в запасе, верно?

- Чем точнее, тем лучше.

- Мы ее теряем. На нулевом давлении долго не протянешь. Переходи к стволу мозга.

- А я чем, по-твоему, занимаюсь? Раздался жуткий звук дрели, сверлящей кость.

- Есть, есть. Отлично.

- О'кей, - сказал Барнаби. - Теперь пусти меня. Что тут у тебя?

- Все резервные копии уже сделаны. Последняя - три недели назад. Это более девяноста девяти процентов личности. Я вообще не понимаю, зачем надо было тащиться сюда за…

- Это часть сделки, Джефф. Нам нужно всё.

- Но это же сплошная боль! Боль и страдание. Может, она и не захотела бы это помнить, если бы могла попросить. В конце концов, мы могли забить ей одни только события, без этой боли.

- Какой же это опыт, если он лишен боли?

- Господи, Барнаби! - воскликнул Джефф. - Кончай философствовать. Здесь тебе не спальня первокурсников.

Через столовую я прокрался к двери. Пахнуло чем-то резким и сладким - лишь позднее я понял, что это был запах жареных на гриле бараньих ребрышек.