Николай Шагурин - Эта свирепая Ева (Сборник) Страница 6

Повсюду была смерть. Мертвые люди, лошади, коровы, собаки лежали рядами или поодиночке. Развалины города, покрытые толстым слоем грязи и слизи, издавали невыносимое зловоние.

Жалок был вид уцелевших. Едва волоча ноги, мужчина с изможденным лицом и ввалившимися глазами брел там, где всего несколько часов назад была улица. Он пытался отыскать жену и ребенка, которых, как он втайне страшился, ему никогда не суждено больше увидеть. Женщина, прижимающая к груди мертвого ребенка, переходила с места на место, тщетно надеясь найти своего мужа. Старики и дети, заливаясь слезами, бродили по грязи среди трупов, искали своих близких и в то же время боялись увидеть их.

Половина города была уничтожена, а то, что уцелело, носило следы разрушений, произведенных ураганом всего за одни сутки.

Связь с внешним миром была утрачена. Невозможно было ни развести огонь, ни приготовить пищу, ни раздобыть воды, чтобы утолить жажду. В довершение всего появились шайки мародеров, грабивших мертвых и живых…

Вскоре из разных частей страны стала прибывать помощь. Был учрежден военно-полевой суд. Честные люди взялись за оружие, и десятки мародеров были расстреляны на месте.

Пока национальные гвардейцы расправлялись с грабителями и помогали бездомным обрести хоть какой-то кров, в город вошел отряд рабочих. Первым делом он принялся очищать Галвестон от смерти и тлена: Трупы грузили на баржи, буксиры отводили их подальше в море, где страшный груз сбрасывался в воды Мексиканского залива.

Когда эта жуткая работа была завершена, занялись подсчетами. Оказалось, что в некоторых случаях бесследно исчезли целые семьи, в иных остались лишь малые дети, которые только и могли помнить имя отца и матери… Число лиц, чья гибель была установлена, насчитывалось шесть тысяч; позже выяснилось, что погибло значительно больше людей, чем сообщалось в официальных отчетах.

Айзек Клайн, старший синоптик бюро погоды города Галвестона».

Глава II. ПАЛАДИНЫ ЗЕЛЕНОГО ХРАМА

В просторы Океана,

В манящий синий плен

Влечет нас неустанно

Волшебный зов сирен.

Поль Вернейль.

Дневник Андрея Апухтина

На борту дизель-электрохода «Академик Хмелевскнй» Атлантика, 16 июля.

— Вы — человек водоплавающий, по хлябям морским аки посуху ходите, вам и карты в руки! — сказал редактор, подписывая мне командировку в Ленинград, на международный симпозиум океанологов.

До сих пор не могу опомниться от удачи, которая мне привалила. С симпозиума все и началось…

Один из моих коллег-журналистов, из тех, кто «ради красного словца не пощадит родного отца», иронически заметил, что я становлюсь «отъявленным маринистом». В самом деле, в позапрошлом году я сделал рейс на большом морозильном траулере «Тунец», не пассажиром, нет, матросом второго класса. Рыбу мы брали на юге Атлантики. А минувшим летом с банной полки тропиков угодил в ледяную прорубь Арктики — ходил на научно-исследовательской подводной лодке «Полярница». Первый вояж претворился в книгу о рыбаках, которую я.назвал «Перекати-море». Второй — в серию очерков. Но при чем здесь «водоплавающий» и «отъявленный маринист»? Впрочем, я даже горжусь этими ярлычками, ибо они дали мне невыразимую радость общения с морем. Да бог с ними, с остроумцами. Главное — я иду на «Академике» и плавание, которое сулит быть необычайно интересным, возможно — историческим.

17 июля

За хлопотами и сборами только сейчас вплотную взялся за дневник. Назад, к симпозиуму. Я не ожидал, что он будет так многолюден. Огромный конференц-зал Института океанологии принял более трехсот участников из тридцати шести стран плюс многочисленных гостей.

В коридорах — толчея. Собрание многолико, многоязычно, многокрасочно. Строгие костюмы из серого твида и наимоднейшие «весьма клетчатые» пиджаки с шестью шлицами, цветные кожаные рубашки со светлыми пуговками (мечта мужчины!) и экзотические национальные одеяния африканцев и малайзийцев, вязаные жилеты, пестрые галстуки и, конечно, форменные кители и курточки,- черные, синие, белые, рукава которых густо засеяны золотыми шевронами: академический флот, морская гидрометеослужба, министерство морского флота. Я вижу смуглого индуса в белом тюрбане, который прохаживается под руку с миниатюрным японцем в огромных очках, оживленно беседуя. Белобрысый верзила-датчанин спорит о чем-то с красивым, черным как деготь, негром. Седоусый француз обменивается шутками с русским полковником, грудь которого украшает значок летчика-космонавта и две Золотых Звездочка Героя.

Звонок. Конференц-зал заполняют океанологи и океанографы, среди которых немало выдающихся ученых, специалистов по физике, химии и биологии моря, метеорологи, географы, моряки люди, стоящие на разных ступенях лестницы, ведущей в храм науки, но равно имеющие отношение к изучению океана и практическому использованию его богатств. Те, кто принадлежит к ученому сословию, предпочитают, как правило, работать не столько в тиши кабинетов и лабораторий, сколько в океане, так как лабораторией для них является сам океан. Для остальных это их цех, их рабочее место… На хорах легион журналистов, русских и иностранных.

Над столом президиума большая эмблема: серебяный многоугольник, на котором между лазурью неба и густой синевой океана сверкает золотое кольцо космической станции с расходящимися от нее концентрическими кругами радиоволн. Таков символ современной океанологии,

19 июля

Многие доклады и сообщения были интересны даже для гостей, не посвященных в тайны «планеты» Океан. Но с особым нетерпением ожидали доклад, обозначенный в расписании второго дня симпозиума: «Тропические циклоны и борьба с ними. Профессор К. А. Румянцев. Ленинград». И когда председательствующий объявил, что слово предоставляется начальнику отдела морских экспедиционных работ Института тайфунологии Академии наук СССР Евгению Максимовичу Кудоярову, доктору географических и физико-математических наук, по залу пронесся шепоток разочарования. Однако не замедлили и аплодисменты: имя Кудоярова было достаточно известно и авторитетно.

К трибуне твердым шагом направляется широкоплечий, хорошего роста, осанистый человек. Мне доводилось встречаться с Кудояровым года три назад, когда я брал у него интервью для «Морской газеты». Тогда он сидел в своем кабинете спиной к окну, да и не было у меня времени разглядывать его лицо, все внимание было обращено в блокнот. Но все же потом я задавался вопросом: почему оно, лицо это, даже при беглом знакомстве, будто бы особо не примечательное, так привлекает и запоминается? Но теперь, когда оно было хорошо освещено, секрет его привлекательности стал мне понятен. Я сидел на боковых местах и видел его в профиль. Сказать, что это было «волевое» лицо, значяло бы изречь банальность. Да, это было мужественное, резко очерченное лицо зрелого, в расцвете сил, мужчины, но главное — оно, сильно загорелое, было как бы вычеканено из бронзы. У Кудоярова был медальный профиль, цепко ложащийся в память. И теперь я заметил еще, как поседели у него виски, чего прежде не было.