Генри Олди - Где отец твой, Адам? Страница 6

Кирилл улыбнулся.

Жуткое зрелище: улыбка тонет в пене для бритья.

Соскучился. И чуть-чуть страшновато: увидеть Ванду с «ментиком». Умом понимаешь, что все просто, обыденно, что это сродни жене, сидящей за рулем автомобиля, – чудо техники, приятный подарок прогресса. Чужих людей видел навалом. Сразу и не поймешь: очки, слуховой аппарат, обруч в волосах, крупные, яркие клипсы – или?.. Иногда под шляпой прячут. Каждый располагает «ментик» там, где ему нравится. Никаких чипов, электродов, вживленных в висок – лишь бы вплотную к голове. Но это чужие, посторонние люди… чужие головы. Почему мы, еще больше вторжения в тело, боимся вторжения в мозг?! В душу?! Хотя душа здесь ни при чем. И «мы» ни при чем. Боящееся «мы» – это мычание тринадцатипроцентного отряда сейфов и стариков, ворчащих по поводу любых новшеств. Отряд не заметит потери бойца…

Брызги одеколона (Ванда в марте подарила…) обожгли щеки. Хватит думать о глупостях.

Пора одеваться.

Во дворе бегал эрдельтерьер Маргинал, для друзей Марчик или Маря. Лохматый кирпич морды излучал буйное удовольствие от выгула. Временами пес падал на спину, катаясь по траве, и надо было числиться закоренелым пессимистом, чтобы не позавидовать «брату меньшему». Кирилл порадовался теплому деньку за компанию с Марчиком, вдруг сообразив, что, несмотря на брюзжание синоптиков, погода напрочь избаловала народ. Теплая, обильно снежная зима. Мягкое лето. Даже обычные ливни в мае и начале июня… Ванда называла их «шампанским». Легкие, прозрачные, искрящиеся. Пена на лужах, и почти сразу: умытое дождем солнце. В небесной канцелярии у человечества явно объявился тайный протекционист.

– Маря, Маря… Эй, сардель-терьер! Ты это брось! Лапами грязными…

Хозяин пса, Семен Григорьевич, лежал под истасканным «Фордом», временами брякая инструментом. Иногда казалось: в отличие от непоседы-Марчика, без почесывания железного пуза «Форд» с места не двинется.

– Здрасьте! Как жизнь?

– …Бурлит! – утробным эхом всплыло из-под днища. – Кириллище, ты?

– Ага!

– За Вандейкой? – сосед очень вкусно именовал жену Кирилла, вызывая цепь ассоциаций, от Вандеи до рождественской индейки. – Обожди пяток минут, я тебя подвезу. Вишь, «Форд» это… фордыбачит.

– Спасибо, Семен Григорьевич! Я лучше на такси.

Кирилл прекрасно знал: «пяток минут» для соседа – понятие растяжимое. Ухватив за шкирку разомлевшего эрделя, он смотрел, как Семен Григорьевич мало-помалу являет себя миру. Сперва ноги в стареньких джинсах, следом – широкий пояс с заклепками, над которым громоздился внушительный живот любителя пива. Расстегнутая до пупа рубашка-ковбойка, цепь с крестом… Время поджимало, но вдруг очень захотелось увидеть соседа целиком. Человека с «ментиком». Пусть дешевым, внутригородского радиуса действия. Если трудишься «дяденькой на побегушках», сводя гору с горой и имея навар от пасьянса случайных знакомств, собираемого с кропотливым тщанием, без «ментика» не обойтись. Иногда Кирилл и сам пользовался связями Семена Григорьевича: например, в мэрии.

– Сигареткой угостишь? Барской?

– Вот… – курить Кирилл начал в прошлом году. Без видимых причин.

Эрдель чихнул, удрав от курильщиков подальше. Принялся гонять голубей: жирных, ленивых.

– Ты, Кириллище, не дрейфь, – обманчиво туповатый с виду, сосед с первого взгляда подметил «мандраж» собеседника. Этим и брал: тюфяк-увалень, с таким хочешь, не хочешь, а расслабишься. – Привыкнешь. Моя тоже поначалу дергалась. Ночами фырчала: сними да сними, иначе не дам! А я ей: Маруся, ша! Это навроде мобильника, только лучше. Угомонилась…

– Я не боюсь. Так… странно просто.

Губы Семена Григорьевича слегка дрогнули невпопад. Сложились в беззвучные слова. Сигарета двинулась в уголок рта, где и замерла. Лицевые мышцы «проиграли» десяток разных гримас: эскизно, малозаметно, как опытный музыкант спешит пальцами по клавишам, переходя от одной мелодии к другой. Окно, откуда, быстро меняясь, выглянули жильцы. Поймав взгляд Кирилла, сосед тронул пальцем очки, дужки которых были вдвое толще обычного. Громко рассмеялся:

– Что? Засек?! Расслабься, еще у супружницы насмотришься… Это поначалу бывает. Начинаешь машинально говорить. Врачи предупреждали: спонтанный эффект вербализации и это… Микс-мимика, вот!

Сложный термин сосед выговорил без запинки, явно гордясь эрудицией.

– Пока устаканится. Я себе новую модель взял, в рассрочку. Радиус: аж до Югославии! Или за Урал шибает, если на восток.

Кирилл не понял, почему на восток «шибает» дальше, чем на запад. А спрашивать постеснялся.

– Зачем вам такой радиус?

– Надо. Скоро, говорят, все модели будут вообще… Безразмерные. Через спутник, что ли?.. А у твоей какой «ментик»?

– Не знаю. Наверное, безразмерный. Ей издательство оплачивает. Им по авторским правам постоянный контакт с зарубежом требуется. Франция, Германия… Штаты…

– А-а… Кто б мне оплатил? Найдешь – звони.

– Мне пора, Семен Григорьевич.

– Ну, бывай! Вандейке привет…

Уже собравшись идти, Кирилл не удержался:

– Семен Григорьевич, вы… А как оно? Ну, действует?

Работая над статьями, он сто раз слышал мнение специалистов. Читал брошюры. Но сейчас позарез захотелось услышать это от знакомого, привычного человека. Не научная белиберда, а «на пальцах», для своих.

– Эх, Кириллище… – в глазах Семена Григорьевича мелькнуло искреннее сочувствие к сейфу. – Как бы тебе объяснить? Знаешь, как на пианино играют? Левой рукой вот так, а правой по-другому? Вразнобой, значит. А ногой еще и по педали топают. И губами шевелят. И носом шмыгают, если насморк. Короче, пять дел сразу. С «ментиком» так же, только для мозгов. Умственный осьминог получается. Уяснил?

– Выделение субличностей?

– Ну, это для врачей. Суб, шмуб!.. Я тебе по-нашенски. Иначе, извиняй, не умею. Здесь главное другое: врать не получается. Вранье, оно кислое. Сразу оскомина. Для дел – лучше не придумать. Хотя, знаешь, не всегда…

– Кислое?

– Ну, такое… Вроде яблочка. Зеленой антоновки. Пробовал?

Кирилл кивнул, делая вид, что понял. Значит, вранье кислое. А правда сладкая. Зеленая антоновка и варенье из малины. А эротические фантазии пахнут пармскими фиалками, сияя перламутром. Трудно, почти невозможно представить себе всю цепочку образов, передаваемых «ментиками». Информация, сращенная с чувствами. Текст, неотделимый от ощущений. Слово «кипарис», как абстрактное понятие «хвойное дерево», слово из семи букв, трех гласных и четырех согласных, вкупе с йодистым ароматом моря, огнем заката, криками чаек над водой…

Пять дел одновременно. Сто дел. Тысяча. Только для мозгов.