Яна Дубинянская - Финал новогодней пьесы Страница 6

Франсис вышел на проспект. Кружились разноцветные снежинки, мигали огни, играла музыка. И в обоих направлениях двигались неторопливо или поспешно, сутулясь или покачивая бедрами, пленительно улыбаясь или внимательно глядя под ноги, – женщины.

Много женщин.

Юных девушек, красавиц, толстушек, натуральных блондинок, топ-моделей, учительниц, крашеных брюнеток, молодых мам, проституток, дам в возрасте, неформалок, спортсменок, бизнес-леди, девчонок, феминисток, снова красавиц…

Черт возьми!

Ладно, – уговаривал себя Франсис, – разумеется, он женатый человек, разумеется, ровно в восемь он будет дома. Раньше просто не имеет смысла, – ведь бедняжка Марша, чего доброго, кинется жарить ему яичницу, не слушая уверений, что муж способен поголодать минут сорок в ожидании какого-нибудь фаршированного судака или кнедликов по-варшавски. Конечно, нужно признать, что и яичница у нее выходит потрясающе вкусная… но зачем такие жертвы? В восемь – значит в восемь. Как раз пройтись туда и обратно по проспекту. Без жены, в чем есть своя ностальгическая прелесть.

Кстати, – пусть вредный комплекс вины спрячется подальше в подсознание и не высовывается, – на том конце проспекта есть ювелирный магазин. Почему бы не купить Марше какую-нибудь безделушку? Не на Новый год, а просто так. На случай, если сегодня молодой жене снова взбредет в голову, что он ее больше не любит. Марше взбредало это в голову довольно часто по самым мелким поводам, а то и вовсе без таковых: не похвалил ужина, забыл позвонить с работы или вот как вчера: не выслушал, отмахнулся, спеша уладить конфликт в конференц-зале. А потом слезы, и хорошо, если в открытую, гораздо хуже заставать жену среди ночи беззвучно плачущей в подушку. Глупенькая. Кого же я, по-твоему, люблю?

Прямо перед Франсисом шла девушка в короткой белой шубке и пушистом ангорском берете, еще более белом. Стройненькая, держится прямо, сапожки с белой оторочкой на высоких каблучках… и ножки! Ножки что надо, не придерешься. Когда-то у Франсиса с Полем была игра: слоняясь по проспекту, высматривать барышень и находить в них недостатки. Один высматривает, другой критикует, и наоборот. Побеждал тот, в чьей даме друг не сумел найти серьезных изъянов… хотя на практике, учитывая острый язык Поля и наметанный глаз Франсиса, никто никогда не побеждал. Просто, когда игра надоедала, оба находили очередных кандидаток безупречными и, согласно правилам, шли к ним знакомиться. Иногда, – не всегда, врать не будем, – вечер заканчивался еще веселее, чем начинался.

И где теперь Поль? Да и не только он, практически все друзья постепенно растворились в пространстве, потеряв интерес к женатому Франсису…

Барышня в белом со спины была очень даже ничего. Конечно, по настоящему оценить фигуру зимой на улице не представляется возможным, но в данном случае потенциальная ошибка держалась в пределах статистической погрешности, как выразился бы Поль. Франсис усмехнулся. Наверное, это старость: играть самому с собой в исконно мужские игры. Ну-ну, старость наступит тогда, когда для игры не будет нужна и женщина. А пока что… Он пригладил усы рукой в перчатке. Надо посмотреть, как у нашей красотки с лицом.

На этот счет тоже были свои правила. Забегать вперед женщины, чтобы взглянуть на ее физиономию, – несколько странно выглядит со стороны да и попросту невежливо. Клиентка должна обернуться сама, уловив затылком мужские флюиды… или по другой причине, не важно. Допускалось использование зеркальных витрин, но сейчас они все, как назло, были увешаны шариками, гирляндами и прочей новогодней атрибутикой. В дробных островках зеркал не получалось даже отыскать объект, не то что по-настоящему разглядеть. Оставалось только следовать за незнакомкой, посылая ей эти самые флюиды, что Франсис и делал более чем старательно. По-человечески интересно: есть ли еще порох в пороховницах?

Внезапно белая шубка резко повернула налево и скрылась за светящейся дверью, – профиль мелькнул слишком быстро, чтобы его рассмотреть. Франсис поднял голову к неоновой вывеске. «Плезир», надо же.

Ностальгические воспоминания нахлынули мутной волной. В этом заведении когда-то мы с Полем и прочими друзьями… Чаще, конечно, не только с друзьями, но Марше он об этом не говорил. Впрочем, ей все равно тут не понравилось: в «Плезире» разрешалось курить, да и официантки то и дело, забываясь, обращались к Франсису на «ты». К тому же «Плезир» без особых усилий мог за один вечер поглотить целиком менеджерскую зарплату. В прежние времена и такое случалось. В прежние времена…

Франсис помедлил перед дверью, восстанавливая в памяти содержимое своего бумажника. Да, положение дел таково: либо подарок Марше, либо коньяк и кофе на двоих в «Плезире». Ведь если барышня окажется выше всякой критики, по правилам игры придется с ней знакомиться, а знакомство в таком месте обязывает…

Выпить кофе с коньяком, взять телефончик, – потом бумажку можно будет ненавязчиво отдать на милость снега, – и ровно к восьми вернуться домой. Последнее Франсис знал абсолютно точно. Уж тут он был в себе уверен.

Кстати, может быть, она не такая уж красавица, – тогда он с чистой совестью повернется и потопает в ювелирный. Риск – неотъемлемый компонент игры.

Мужской игры.

Швейцар в пурпурном мундире с золотыми позументами широко распахнул дверь перед еще сомневающимся Франсисом, и сомнения так или иначе пришлось отбросить. Швейцар был уже другой, помоложе и выше на целую голову. А гардеробщик тот же самый – невысокий пожилой негр со скорбной физиономией.

Когда Франсис вошел, негр как раз принимал белую шубку и еще более белый берет у худенькой старушки в коротком фиолетовом платье, обтягивающем совершенно плоскую, хотя и стройную старушечью фигурку. Волосы у дамы были тоже фиолетовые или, скорее, нежно-сиреневые, под цвет тонких капроновых перчаток. А ножки ведь действительно, черт возьми, ничего!

Пожилая леди заметила внимание Франсиса, – не каждый день, наверное, на нее с идиотским видом пялятся годящиеся во внуки молодые люди, – и одарила его ослепительной улыбкой, сверкнув свежевставленными жемчужными зубами.

Вот тут-то он и расхохотался.

Не в голос, разумеется, и не во весь рот, – снаружи все выглядело вполне невинной улыбкой в глубине усов, – но на самом деле это был хохот, да еще какой! Более чем громовой, более чем саркастический. Мои поздравления, господин Брассен!

Бабулька проскользнула внутрь, напоследок стрельнув в сторону Франсиса ярко-фиолетовыми – какими ж еще? – глазами. Печальный негр за гардеробной стойкой вопросительно уставился на него, и Франсис вдруг обнаружил себя в зеркале напротив стягивающим с плеч замшевую куртку. В конце концов, интересно же, что делать этой древней старушенции в таком месте! Поль, будь он здесь, непременно бы полюбопытствовал. И еще он, вдоволь нахохотавшись, объявил бы во всеуслышание: «Вот что делает с людьми женитьба!» Хорошо хоть, что Поля здесь нет.