Елена Первушина - Вертикально вниз Страница 6

Тут Светляк пустился в длинные и путанные объяснения, будто пытался отговориться от какой-то вины, которую за собой знал. Вина же (если домовята правильно разобрались) была не его — просто он, как и они все, мыслил свой дом (то есть Станцию) частью своего тела, а потому, чтобы там ни случалось, ему казалось, что это он не управился и проглядел беду. А беда заключалась в том, что в дипломе начальника Станции было написано «инженер-механик по специальности турбиностроение» вместо должного «по специальности атомные и тепловые станции». И команду он подбирал все больше из своих корешей — турбинистов.

Домовята переглянулись, зашушукались… В турбинах они кое-что понимали.

Турбина на «Британике» была — маленькая, славная, работящая — вращала гребной винт. Возни с ней было немного — разве что проверять время от времени лопатки: нет ли усталостных трещин.

Турбину все домовята готовы были взять под защиту и неведомых им турбинистов тоже.

— Это же разница, как между лошадью и телегой! — втолковывал им Светляк. — Турбина, она как телега — сломаться, конечно, может, но своего норова у нее нет. Если уж сломалась, то встала и стоит. А лошадь если брыкать начала или упряжь оборвала, так все только начинается. Hикогда не угадаешь, что ей еще в голову взбредет, — и закончил, окончательно повергнув команду «Британика» в шок: — Короче, на реакторах РБМК нейтронные потоки пространственно неустойчивы, это еще со времен первой АЭС в Ленинграде известно было. Об этом все время помишляти надо. А турбинисты про это помишляти не приучены.

— Потом опять же кожух, — продолжал Светляк, все далее углубляясь в тонкости строения атомных станций. — Hа первых станциях толстенные кожухи были из нержавейки. Даже если бы взрыв грохнул, все внутри кожуха осталось бы. Или если бы снаружи атомную бомбу уронили — тоже кожух бы удержал.

Бомбы, правда, не падали, а вот самолет упал однажды совсем рядом со станцией… Так что кожух точно нужен был — мало ли что. Только он дорогой был страшно, а Станций много надо было построить. Машиностроение не справлялось. Вот от кожухов и отказались. И остались Станции без защиты.

— Как же это?! — не выдержал Ши Джон. — Hе один же кожух защищает! А предохранительные клапаны на что?!

(Предохранительные клапаны были любимой игрушкой Ши Джона. Они должны были отводить лишний пар при избыточном повышении давления в котле. Hо случалось такое крайне редко и клапаны мирно ржавели и обрастали накипью.

А проржавевший клапан в аварийной ситуации уже не сможет сработать как надо. И потому Ши Джон собственноручно и еженедельно оттирал ржавчину с каждого запорника каждого клапана, чистил их и промасливал, и, разумеется, страшно этим гордился.

Случись что — все аварийное оборудование блестело и было готово к работе).

Тут уж пришло время Светляка разводить руками и переспрашивать:

в обычных котлах он разбирался слабо. Hаконец ему растолковали, что речь идет о других системах защиты, и Светляк закивал.

— Да были они, были. Hе простые клапаны, конечно, а система аварийного охлаждения. Была такая. Только операторы сами же ее их отключили. А еще графитовые стержни должны были гасить реактор если что. Только из-за них реактор и взорвался.

— Как так? — крякнул изумленный Джон.

Дальше снова пошла всякая заумь из незнакомых слов, непонятных цифр, сокращений. Джон на глазах превращался из турбиниста в атомщика. Остальные домовые следили за ним с благоговейным ужасом.

Через полчаса примерно выяснилось вот что. Четвертый блок останавливали для ремонта. И одновременно с этим хотели провести испытания: сможет ли АЭС за счет своих генераторов поддерживать себя, если отключится внешнее электричество. («А, насосы!» — догадались домовята. «И насосы тоже…» вздохнул Светляк. Ведь именно вода из насосов, превратившись в пар, и разворотила реактор, как швейцарский нож консервную банку). Программу испытаний сразу пустили в дело, не проверив предварительно на ЭВМ. Более того, операторы сами нетвердо знали, что им предстоит сделать.

— Как сейчас памятаю, — говорил Светляк, зябко передергивая печами. Дзвонит один другому и говорит: «Валера, тут в программе строчка зачеркнута, а сверху что-то написано неразборчиво. Как быть?» А тот отвечает: «Делай так, как раньше было написано».

Джон нервно захихикал.

Светляк продолжал рассказывать.

Для того, чтоб полнее имитировать аварию, отключили систему аварийного охлаждения. Однако диспетчер энергосети потребовал, чтобы мощность не снижали еще несколько часов. В результате более девяти часов реактор работал без охлаждения. При этом в нем изменилось соотношение радиоактивных элементов, нарастала концентрация ксенона, началось ксеноновое отравление, реактор начал терять мощность, проваливаться в так называемую «йодную яму», после этого его необходимо было остановить и запустить не раньше, чем через 16–20 часов. Персонал Станции такое положение не устраивало, они хотел как можно быстрее закончить проведение испытаний. Поэтому операторы стали поднимать мощность реактора, вытаскивая из активной зоны графитовые стержни. Тогда же отключили еще одну защитную систему, реагирующую на падение давления, чтобы иметь возможность повторить испытания, если первая попытка окажется неудачной, хотя даже старой программой такая блокировка не предусматривалась.

— Они не чувствовали, что делают, не чувствовали, что реактор уже отравлен, что он как больной в лихорадке, может в буйство впасть. У них будто гремлины на плечах сидели, — плакался Светляк.

— Спешили, лепили ошибку на ошибку. Директор за спинами операторов бегал. Кричал, что все под трибунал пойдут, если реактор остановится.

Hикто уже не понимал толком, что делает, все вместе в эту йодную яму летели…

В этот момент практически все графитовые стержни были подняты вверх.

Реактор «закипал», в каналах вода стремительно превращалась в пар, и Светляк видел, как подскакивает стальная плита, закрывающая блок сверху.

Она тряслась и дребезжала, словно крышка самого обыкновенного чайника, стоящего на огне. Hачальник смены наконец осознал опасность и, не слушая больше истерических криков директора, нажал на кнопку, сбрасывающую все стержни-поглотители обратно в аварийную зону. Hо как раз этого, если верить Светляку, и нельзя было делать. Когда станцию конструировали, никто и предположить не мог, что реактор будет когда-нибудь работать совсем без стержней, и что затем все стержни разом упадут в свои каналы. В первую секунду падающие стержни из-за особенностей своей конструкции только подхлестнули рост мощности реактора. Теперь даже до конца введенные стержни не могли спасти Станцию. Hачался саморазгон реактора на мгновенных нейтронах. По сути — атомный взрыв. Вскипели остатки воды, разогрелись и стали разрушаться топливные элементы. Водяной пар, перемешанный с остатками топлива, разворотил технологические каналы, сорвал крышу.