Евгений Филенко - Бумеранг на один бросок Страница 60

— Но ведь она такая же, как все мы!

— А какой она должна быть? — спросил он с интересом.

— Не знаю… какой-то другой.

— Ты хочешь сказать: она должна была бы сойти с ума от такой жизни?

— Ну… в общем…

— Антония не сошла с ума, — промолвил дядя Костя раздумчиво. — Хотя, безусловно, в чем-то она отличается от обычного земного подростка ее лет.

— Своими способностями?

— Ну что ты! Я наводил справки. По отзывам специалистов, она несомненно одарена, но ее талант несколько… м-мм… однобок. Она знает и осмысленно применяет весь математический аппарат, бывший в распоряжении земной науки семнадцать лет назад. Откуда ей было взять новый? Но, как считают те же специалисты, ей недостает воображения.

— Да, она говорила…

— Вот видишь! Антония оперирует раз и навсегда наперед заданными алгоритмами. Как когитр средней руки… Для истинно талантливого математика этого недостаточно. С такими способностями трудно сделать открытие и двинуть теорию вперед. — Дядя Костя нацепил на вилочку ломтик апельсина из салата и посмотрел его на просвет. — Но есть надежда изменить положение вещей к лучшему. — Он прищурился и добавил с иронией в голосе: — Как тебе должно быть известно из истории человечества и собственного опыта, такая надежда есть всегда.

— Для этого ее и отправят на Тессеракт?

— Не имею ни малейшего понятия, что такое «Тессеракт». Знаю только, что на вашем острове она не случайно.

Я с непониманием огляделся вокруг. Пальмы шептались, море напевало, разбушевавшаяся малышня визжала на дальней спортивной площадке. Все было как обычно.

— Это же простой детский остров, — сказал я. — Таких сотни и сотни в одной только Медитеррании. Исла Инфантиль дель Эсте — это…

— …это детский остров для обычных детей с необычной судьбой, — докончил он. — Если ты всерьез полагаешь, что попал сюда случайно, то должен немедленно оценить всю глубину своего заблуждения и раскаяться. Впрочем, один учитель… точнее, учительница как-то задала мне риторический вопрос: где вы встречали обычных детей?

— Да вот хотя бы я, сижу перед тобой.

— Ну-ну… обычный ребенок. Если не принимать во внимание того скромного обстоятельства, что первые три года своей жизни ты провел вне Земли. Что ты вообще не человеческий детеныш, а эхайн…

— Ты еще скажи, будто и Чучо, тот, что подходил недавно, необычный ребенок.

— И скажу. Правда, конкретно о нем я ничего не знаю, за исключением его необычных манер. Но мне известны по меньшей мере полтора десятка воспитанников «Сан Рафаэля», чьи истории вряд ли окажутся менее занимательными, нежели твоя.

— Среди них, случайно, нет эхайнов или юфмангов?

— Только не вздумай кичиться зелеными кровями, — фыркнул он.

— Чем-чем?!

— Это такой эхайнский эвфемизм. Для того, чтобы осаживать чересчур заносчивых аристократов… Чтобы тебя успокоить, скажу, что все твои однокашники принадлежат к виду homo sapiens. Исключительность каждого человека не обязательно должна определяться его этнической характеристикой. Как-нибудь исподволь вызови того же Хесуса… он же Чучо… на откровенность, и наверняка узнаешь много неожиданного.

— И эти две дурехи, что подходили к нам в аллее…

— У них есть имена? — спросил дядя Костя.

— Мурена и Барра… — начал было я и прикусил язык. Брови Консула поползли кверху. — Э-э… одну зовут Эксальтасьон Гутьеррес дель Эспинар, а другую — Линда Кристина Мария де ла Мадрид.

— Музыка! — воскликнул дядя Костя. — Сегидилья! Канте фламенко! Многоэтажные имена — моя слабость. Я даже дочурку хотел назвать Иветта-Елизавета-Джулиана, но меня окоротили… Так вот: одна из этих словоохотливых сеньорит определенно утрет тебе твой конопатый нос своим происхождением… Только не проси подробностей, договорились?

— Не договорились! — запротестовал я.

— Нетушки, тема закрыта, — строго произнес Консул. — Я не собираюсь выдавать чужие тайны никому. Даже тебе, даже если это не тайны. Вы уж тут сами как-нибудь между собой разбирайтесь… Кстати, тебя не насторожило, что я не слишком потрясен историей девочки Антонии?

— Нет, — сказал я несколько уязвленно. — Имели уже опыт общения, знаем, что у тебя всегда есть пара слов про запас…

— Верно мыслишь. После твоего звонка я навел справки и прибыл сюда хорошо подготовленным. Меня даже ознакомили с дневниками Тельмы Рагнарссон и Стаффана Линдфорса.

— Чего же я тут распинался?!

— Видишь ли, Антония была не слишком откровенна со своими прежними учителями. Даже с доктором Робертом Дельгадо, несмотря на высокую доверительность их отношений. В то же время, по каким-то своим малопонятным соображениям, она становится чрезвычайно чистосердечна со сверстниками, которых избирает в герои своего романа…

Я покраснел. Дядя же Костя нахмурился.

— Видно, я не первый тебе об этом говорю, — проворчал он. — Ну, из песни слова не выкинешь… Тот же доктор Дельгадо сказал мне, что Антония порой бывает непозволительно ветренна. И посетовал, что в нынешней системе взаимоотношений как-то не принято, чтобы юноша бросал девушку. Антонии такой негативный опыт пошел бы только на пользу… Не подумай, что я тебя к чему-то призываю.

— Я и не думаю…

— А зря, думать полезно. Особенно когда твоя подружка — математический уникум… Так вот, возвращаясь к твоему изложению рассказа Антонии. Прилетев сюда, я знал официальную версию ее истории, зафиксированную документально. Я знал также ее вариант из уст доктора Дельгадо. И был ознакомлен еще с тремя апокрифами от бывших воздыхателей этой юной ветрогонки. Ты дополнил общую картину несколькими существенными деталями…

— Прости, — прервал я его. — Родителей Антонии нашли?

— Нет, — сказал дядя Костя.

— Неужели это так сложно?

— Над Мтавинамуарви почти полгода висел корабль с опытными следопытами и очень серьезной поисковой техникой. Было сделано около восьмидесяти попыток проникнуть в объект «Храм мертвой богини». Все это — под непрекращающимися метеорными дождями, пока выдерживали защитные поля. Операция осложнялась двумя обстоятельствами. Во-первых, Антония не хотела, чтобы тела ее родителей были найдены. Во-вторых, этого не хотели мтавины.

— Объясни, — потребовал я.

— Изволь. Тебе, должно быть, известно, что Антония начертила план «Храма», как она его себе представляла. Это проекция на плоскость некой структуры, построенной в четырехмерной системе координат. Попытки ее интерпретировать ни к чему не приводили, пока эксперты из Сорбонны не догадались, что в план намеренно внесены искажения. Маленькая умненькая хитрюга Антония попросту запутывает следы. Как ты думаешь, почему?