Андрей Тепляков - Черные небеса Страница 60

А Ной открыл пошире уши и глаза. Он смотрел, слушал, впитывал каждую мелочь, каждый жест. Где-то здесь, в этом доме, лежит тот самый пароль, о котором говорил Андрей. Волшебное слово, до поры еще скрытое.

Роскошный зал казался безликим. Он не носил отпечатка личности своего хозяина. Скорее это был отпечаток образа жизни. Символ роскоши. Адам Декер ходил среди гостей, а за ним неотступно следовала юная Мария. Симон куда-то пропал. Сверху зазвучала музыка — неслыханная, вычурно сложная. Множество инструментов ткали легкую паутину мелодии, она нисходила в зал и растворялась в шелесте разговоров.

— Прошу к столу! — раздался голос Адама Декера.

Гости стали рассаживаться.

Возле каждого столового прибора на миниатюрном постаменте из полированного камня помещалась табличка с именем. Лайла быстро нашла свою, а вот таблички Ноя рядом не оказалось. С обоих сторон имена были мужские и незнакомые. Он удивленно посмотрел на невесту.

— Не принято сажать гостей вместе, — быстро шепнула она ему. — Поищи свое имя.

Ной передал эти слова матери, и они вдвоем отправились искать свои места.

Его прибор оказался недалеко от самого Декера. По обе стороны сидели молодые девушки, их лица казались знакомыми и незнакомыми одновременно. Имен Ной не помнил совсем, но это было не страшно, благо рядом стояли таблички.

Адам Декер открыл праздник короткой речью, в которой поблагодарил гостей за то, что они нашли время посетить его скромный дом. Раздались аплодисменты. Декер вскинул руки. Наступила тишина.

— Друзья, все вы — очень близкие мне люди. Всех вас я знаю и люблю. Но сказать, что люблю одинаково, значит покривить душой. Есть в этой комнате человек, которого я люблю больше всего на свете. Мой светоч, средоточие всех моих помыслов, счастье мое — моя Принцесса.

Декер поднял бокал, и десятки рук присоединились к нему.

Смущенная Мария поднялась.

— За тебя, жена моя!

Зазвенели бокалы.

А потом были танцы. Ной разыскал Лайлу.

— Не могу, Ной. Я уже обещала. И следующий танец. И еще два.

Он помрачнел. Девушка шепотом говорила, что так принято, так надо. Ной едва сдерживал раздражение — кому так надо? Ему? Он оглядел зал и увидел мать. Она общалась с высокопоставленными женами. На ее щеках опять горел румянец, глаза блестели. Ною стало тоскливо. Он почувствовал себя брошенным и одиноким. Он бродил вдоль стен, окруженный музыкой и огнями, смотрел на танцующих и пытался понять, для чего он здесь.

От выпитого немного кружилась голова; захотелось в туалет. Ной несколько раз замечал, как люди входят и выходят через маленькую дверь в дальнем конце зала. Он решил поискать в том же направлении.

За дверью оказался узкий коридор, расходившийся на два рукава. Ной повернул наугад, миновал несколько запертых комнат и оказался в тупике. Все двери были закрытыми, кроме одной. Чья-то тень мелькнула в узкой щели, послышался тихий голос. Ной сразу узнал его — Мария. Она что-то быстро с жаром говорила. Ной тихонько подошел к двери и заглянул в щель.

Посреди небольшой комнатки, загроможденной стульями, стояли Симон и Мария. Она держала его за руки. Симон хмурился, а молодая мачеха что-то шептала ему, склонившись к самому лицу. Он ответил ей, потом высвободил руки, обхватил узкие плечи и притянул девушку к себе. Мария обернулась, бросив быстрый взгляд на дверь. Ной отпрянул, чувствуя, как щеки заливает румянец.

Позабыв о туалете, он поспешил вернуться в зал. Минут через пять появилась Мария, которую тут же окружили гости. И снова в ней не было ничего от той девушки в маленькой комнатке, которая держала Симона за руки, она стала королевой и хозяйкой бала. Спустя четверть часа вернулся Симон. Он улыбался.

Праздник закончился далеко заполночь. Гости прощались и разъезжались по домам. Горничная принесла одежду. Ной помог облачиться матери и Лайле и, оставив их перед зеркалом, вышел на улицу. Было темно и безветренно. Он немного постоял, глядя на далекие фонари, потом скрипнула дверь, вышли мать и Лайла.

Всю дорогу они непрерывно говорили, делясь впечатлениями и восторгами. У Ноя разболелась голова. Он устал, очень устал, в мыслях царил разброд: Мария и Симон, пароль для умной машины, обещанные Лайлой танцы. Он ни на чем не мог сосредоточиться, но и выкинуть из головы все это тоже не получалось.

Так он и мучался до тех пор, пока мать не стала уговаривать Лайлу остаться ночевать.

И Лайла согласилась.

Мать ушла готовить комнату, оставив молодых вдвоем на кухне.

— Совершенно другая жизнь, — сказала Лайла, стоя у окна и глядя на свое отражение. — Другой мир. Мы взлетаем к самому небу. И, знаешь, я немного боюсь этой высоты.

Она обхватила себя руками. Ной подошел к ней и осторожно обнял, почувствовав, как дрожит тело. Лайла сжала его руки.

— Ты заметил, как он смотрит на жену?

— Да.

— Вот это и есть любовь. Ей даже слова не нужны, она так бесспорна, так очевидна. Так прекрасна.

— А как она на него смотрит?

— Женщине не пристало выражать свои чувства.

Лайла повернулась к нему и улыбнулась. Ной склонился и поцеловал девушку прямо в мягкие теплые губы. Она не отстранилась.

— А у нас будет так? — спросила она.

— У нас будет лучше.

— Грешно желать большего.

На этот раз Лайла сама потянулась к его губам.

На лестнице послышались шаги, и молодые люди поспешно отпрянули друг от друга. Вошла мать. Она все еще была в новом платье, но лоск и оживление постепенно таяли, и сквозь них просвечивала простая человеческая усталость.

— Постель готова, — сказала она. — Я положила пару одеял, если замерзнешь.

— Спасибо. — Лайла улыбнулась. — Все было так чудесно, что я могу согреться одними только воспоминаниями.

Они пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по комнатам.

Ной не мог заснуть. Он ворочался с боку на бок и думал о Лайле, о Марии, о Симоне и большой любви. Близость девушки, ее присутствие в доме, рядом, за тонкой стенкой, не давало ему спать. От непривычного алкоголя мысли скакали и путались. Его знобило.

Прошел час. Дом молчал. Ной стал, накинул халат и вышел из комнаты. У двери Лайлы он остановился и тихонько постучал.

— Да, — едва слышно раздалось оттуда.

Он вошел.

Лайла лежала в кровати, укрытая всеми одеялами. Наружу высовывалась только голова. Ной подошел к ней и сел рядом.

— Не спится? — спросила Лайла.

Он кивнул.

— Мне тоже.

Она высунула наружу голую руку и коснулась Ноя. Он склонился и поцеловал ее. Она ответила. Поцелуй получился длинным, теперь они не торопились, не боялись, не стеснялись друг друга. Ной скинул халат и остался в одной пижаме. В полумраке комнаты он не мог разглядеть лица Лайлы. Холод пронизывал до костей. Девушка почувствовала это. Откинула край одеяла. Ной скользнул к ней.