Сергей Борисов - Искатель. 2009. Выпуск №09 Страница 61

«Елки-палки! — пронеслось в голове Пышкина. — А кода-то я не знаю».

Но в это мгновение банкомат пискнул и сам набрал четыре загадочные цифры. На экране возникла надпись: «Введите требуемую сумму».

Пышкин задумчиво почесал затылок и набрал «10000».

Банкомат вновь пискнул, потом застрекотал и через несколько секунд выплюнул пачку тысячерублевок.

Антон спрятал деньги и карточку в бумажник и направился к дому. Внезапно в спине стрельнуло, он ойкнул и схватился за поясницу. И тут же почувствовал, как ноги наливаются тяжестью и начинают неприятно ныть. Пышкин сделал несколько шагов и понял, что смертельно устал. Он остановился и стал жадно глотать воздух, которого почему-то не хватало. Отдышавшись, Антон двинулся дальше. Но вскоре ему вновь пришлось остановиться и отдохнуть.

Кое-как добравшись до дома, он дрожащей рукой вставил ключ в замочную скважину. Замок показался невероятно тугим, Пышкин с трудом отпер дверь и ввалился в свою холостяцкую квартиру. Добравшись до тахты, он без сил рухнул на нее и мгновенно заснул.

Очнулся Антон на рассвете, поворочался, но больше уснуть не смог, хотя до работы оставалось еще около четырех часов и он вполне мог бы поспать часика два. Кряхтя, Пышкин прошлепал в ванную, включил свет и остолбенел: из зеркала на него смотрело сморщенное старческое лицо с большим носом, впалыми щеками и сжатыми в тонюсенькую линию губами. Не веря своим глазам, Антон дотронулся до лица и поближе наклонился к зеркалу, прищурившись. Сомнений не оставалось — это был он, Антон Пышкин, только на вид ему было не меньше восьмидесяти лет. Паника и отчаяние вмиг охватили его, он упал на пол и зарыдал.

Сколько он пролежал в ванной, всхлипывая и дрожа всем телом, Антон не помнил. С трудом найдя в себе силы, он заставил себя подняться и привести в порядок. Нужно было идти на работу. Хотя Антону казалось, что это будет в последний раз в его жизни. Подсознательно он понимал, что завтрашний день для него уже, скорее всего, не наступит. Поэтому Пышкин решил, что этот, последний, день проведет так же, как и все предыдущие, — на работе.

Собрав волю в кулак, он вышел на улицу и побрел в сторону супермаркета «Рог изобилия».

Было раннее утро, но прохожих на улице уже было много. Однако никто из них не обращал внимания на задумчивого старика, медленно шаркающего по тротуару, время от времени утирающего рукой скатывающуюся по щеке слезу.

Охранник долго отказывался признать в нем Антона, который долго размахивал изрядно помятой справкой из поликлиники. Но потом все же сжалился и пропустил старика.

Еще около часа Антон просидел за пустой кассой, тупо глядя подслеповатыми глазами на потухший дисплей, прежде чем магазин открыли и редкие покупатели потянулись вдоль стеллажей.

— Отец, ты долго будешь так сидеть? — раздалось у Пышкина над самым ухом. — Иди, кассира позови, что ли.

Антон поднял взгляд и увидел перед собой пожилого мужчину с двумя пакетами кефира в руках.

— Я и ешть кашшир, — прошамкал Антон беззубым ртом.

— Кассир? — недоверчиво повел бровью мужчина и поставил кефир на транспортер. — Ну, тогда пробивай.

«Пип! Пип!» — пропикал считыватель.

Пышкин трясущимися руками подвинул пакеты с кефиром и чуть не вплотную приблизился к дисплею кассы, едва не уткнувшись в него носом.

— Шорок два рубля.

Мужчина бросил на транспортер деньги и, забрав кефир, ушел.

Ну что ж, вот, пожалуй, и все, подумал Антон. Неужели он больше никогда не придет в этот замечательный магазин, никогда не услышит эту надоевшую и в то же время такую родную музыку кассового сканера, когда вечером в будни, а тем паче в выходные магазин наполняется покупателями и несколько стоящих рядом касс перекликаются этими звонкими «пипами»?

Он полез в карман и извлек из бумажника пластиковую карту «VISA». Каким-то непонятным образом именно с ее появлением начались все эти неприятности. Антон грустно посмотрел на карту и машинально положил перед собой.

— О! Это, кажется, моя!

Возле кассы стоял давешний старичок. Он ловко подхватил карту и сунул ее в карман.

— А я-то думал, куда она запропастилась?

Он хитро улыбнулся Антону и подмигнул. Пышкин ничего не ответил, он даже не посмотрел на удаляющегося бодрым шагом старика. Он просто тупо глядел перед собой и уже ничего не замечал, ни о чем не думал, ему просто хотелось побыстрее дожить до конца этого дня, и тогда все кошмары закончатся. Закончится все, раз и навсегда. Он медленно прикрыл глаза.

— Молодой человек, вы пробивать будете? — раздался рядом визгливый женский голос. — Или так и будете спать?

Пышкин вздрогнул и оглянулся.

— Да-да, я к вам обращаюсь, чего головой крутите? — Рыжая толстая тетка сверлила его взглядом и раздраженно фыркала, брызгая слюной.

Пышкин схватился за лицо — оно было гладким, без единой морщинки. Посмотрел на руки — такие же, какими они были несколько дней назад.

— Пробивать? — Антон подскочил и, перегнувшись через транспортер, чмокнул ошарашенную покупательницу в нос. — Зачем? Берите так! — Он улыбнулся. — Бесплатно! Даром!

Денис Чекалов

ШЕСТЬ ВЫСТРЕЛОВ

«Ощущение власти, которое дает оружие, может быть сильнее наркотика. Право решать, кто имеет право на жизнь, а кто должен умереть, делает человека подобным Богу. По крайней мере, в его глазах. Поэтому насилие, как социальное явление…»

Я отложил книгу.

— Доктор Берлах?

Передо мной стоял высокий человек в штатском. Серый, слегка помятый костюм. Усталые глаза. Я слышал, как за стеной переговариваются полицейские. Кто-то сказал: «Можете уносить тела».

— Я комиссар Монтальблан. Вы убили того человека, в кабинете?

— Да.

Я попытался встать, но он остановил меня. Предпочитал смотреть сверху вниз.

— Как это произошло? — спросил он. Знаю, вы уже много раз рассказывали моим коллегам. Но все же повторите еще.

— Хорошо, — я не смотрел на него. — Мое имя Чарльз Берлах; я психолог. Преподаю в Стенфордском университете. Моя специализация — насилие в человеческом поведении. В вашу страну я приехал пять дней назад, на конференцию…

— Это я знаю, — прервал меня комиссар. — Переходите к главному.

В комнате сгущались сумерки. Я не заметил, как это произошло. Давно следовало подняться и включить верхнюю люстру, но что-то удерживало меня. Глупо, конечно. Я чувствовал себя как маленький мальчик, которого привели в гости и велели пока посидеть здесь, на стуле. И теперь, из робости, он не решается шевельнуться.