Павел Вежинов - Антология Страница 61

Глаза посланницы снова вспыхнули, она схватила следующую голову.

— А эта стерва была самой зловредной! Из современных. Не успела еще в дом войти, как потребовала, чтобы посланник всех нас выгнал, одну ее своей женой сделал. Ха, ха, ха! Но где там! Мой муж понравился ей только своим званием. Других наложниц он купил, а эта сама отдалась ему, даром. Она весь женский род опозорила! Когда она здесь появилась, муж не смел с нами даже слова молвить. И все время таскалась за ним на улицу, в гости, будто законная жена. А я тогда зачем? Я не мешала посланнику покупать девок, это необходимо, но женой была я, и потому следовало ее проучить. Связала раза три, оставила под дождем, вот она и скисла. Стала просить господина, чтобы он отпустил ее домой, говорила, будто он обманул ее… Разве я могла освободить эту стерву да еще позволить ей снова замуж выйти? Нет уж…

Трудно, очень трудно быть женой посланника. Ни днем, ни ночью я с нее глаз не спускала. К счастью, муж вскоре купил вот эту девку. — Старуха повернулась и ткнула пальцем в другой труп. — Она ко мне довольно неплохо относилась, даже заключила со мной союз против той стервы. Но женщины все одинаковы, без мужчин жить не могут. Когда посланник спал с новой наложницей, та стерва всю ночь ревела, а я тут как тут. «Ты хотела быть законной женой? — спрашиваю. — Жить и посланником неразлучно? Посмотри на меня! Настоящая жена не пытается захватить мужа целиком, тем более посланника: это тебе не мелкий торговец, который всю жизнь довольствуется одной женщиной!»

Мадам снова схватила голову своей соперницы, несколько раз брякнула ее о землю и взглянула на меня. Я в страхе попятился.

— Когда муж был жив, я даже не отдыхала: одну девку надо бить, другую ругать, третью остерегаться. Они растранжирили все деньги посланника, высосали из него все силы, а сына ни одного не оставили. Рожать-то рожали, но никто не выжил. Как родится у одной мальчишка, так семеро остальных днем и ночью мечтают его извести, чтобы та не завоевала особую любовь хозяина, не стала его главной наложницей. Я-то им не завидовала и не мешала: пусть губят собственных детей, это их дело. Я законная жена, у меня свое положение… После смерти посланника эти восемь мерзавок достались мне вместо денег и сыновей! Но позволить им убежать или снова выйти замуж я не могла. Я с утра до вечера до хрипоты урезонивала их, учила величайшим премудростям жизни. Ты думаешь, они что-нибудь поняли? Вряд ли! Однако я не унывала и продолжала свой благородный труд. На что я надеялась? А ни на что, разве только на то, что мои высокие душевные качества, моя добродетель станут известны Его Величеству и он пожалует мне пенсию, а также большую доску с надписью: «Верная и стойкая жена». Но… ты слышал, как я сейчас плакала, слышал?

Я кивнул.

— А почему я плакала? Ты думаешь, из-за этих дохлых тварей? Еще чего! Я оплакивала свою судьбу, судьбу вдовы посланника, которая не ест дурманных листьев и у которой только что обвалился дом. Все, что я создавала, рухнуло. Если Его Величество примет меня и, сидя на своем драгоценном троне, спросит: «Госпожа посланница, в чем твои заслуги?» — что я смогу ответить ему? Я пролепечу, что стерегла восьмерых наложниц умершего мужа, не дала им пасть или убежать. «А где они?» — спросит Его Величество, и тут мне придется сказать, что они умерли. «Где же доказательства твоего подвига?» — снова спросит Его Величество…

Посланница уронила голову на грудь. Я хотел подойти, но боялся, что она примется за меня. Внезапно старуха вскинула голову:

— Вдова посланника ездила за границу, отказалась от дурманных листьев!.. Пенсия!.. Большая доска!..

Глаза ее остекленели, голова поникла, и она медленно опустилась между двумя мертвыми кошками.

16

Я был подавлен жалобой посланницы, потому что в ее рассказе мне открылась женская доля в Кошачьем государстве за многие столетия, словно моя рука перелистала самые мрачные страницы истории, и я не мог больше читать.

Напрасно я не пошел в иностранный квартал, теперь я снова бездомен. Куда же идти? Люди-кошки, помогавшие мне откапывать засыпанных, по-прежнему смотрели на меня, явно ожидая денег. Да, они растащили резиденцию посланника, но ведь это не могло лишить их обещанного вознаграждения. Запустив руку в карман, я достал пятнадцать национальных престижей и швырнул на землю, пусть сами делят. Страшно трещала голова наверное, я заболеваю. Хозяев моих не воскресить, под старухой виднелась лужа крови, а глаза ее были широко раскрыты, как будто она и после смерти следила за наложницами мужа. У меня не хватило бы сил похоронить их, соседям было все равно, в общем, я задыхался от омерзения и отчаяния.

Но что же тогда здесь сидеть? Я с трудом поднялся и заковылял, изрядно подорвав веру жителей в силу иностранцев. Улица опять была полна народу. Несколько молодых людей-кошек писали мелом на стенах. Стены уже почти просохли, и едва подул ветерок, как надписи стали необычно яркими: «Движение за чистоту», «Все помыто»… Несмотря на головную боль, я не мог удержаться от смеха. Ловко они работают: после того как дождь вымыл весь город, наведение чистоты не потребует ни малейших усилий! Даже в вонючей канаве вода стала прозрачной. Движение за чистоту! Ха, ха, ха! Может, я свихнулся? Мне очень хотелось вытащить пистолет и пристрелить тех, кто писал лозунги.

Тут я вспомнил шутку Маленького Скорпиона насчет культурных учреждений и свернул в сторону — не для того, чтобы посмотреть на них, а просто чтобы найти укромный уголок. Мне всегда казалось, что дома на улице должны стоять лицом друг к другу, но тут были видны только задние стены. Этот новый порядок градостроительства отвлек меня от головной боли, хотя я понимал, что он вполне естествен для людей-кошек, которые не любят свежий воздух и солнечный свет. Между домами никакого просвета — в общем, это не улица, а фабрика эпидемий. Голова опять разболелась, и я совсем помрачнел, потому что болезнь на чужбине могла лишить меня всякой возможности вернуться в Китай.

Найдя первое попавшееся место в тени, я лег и тотчас потерял сознание.

Очнулся я уже в комнате, причем чистой. Это показалось мне настолько невероятным, что я потрогал свой лоб, вообразив, будто от высокой температуры у меня начались галлюцинации. Но лоб был не очень горячим. Я еще больше удивился и решил опять заснуть, потому что чувствовал себя слабым. Послышались легкие шаги, я приоткрыл глаза — а, это Дурман, которая почище дурманных листьев! Она подошла и тоже потрогала мой лоб, потом тихо сказала:

— Ему уже лучше.

Совсем открыть глаза я не решался, так как не мог понять, зачем я нужен этой девушке. Но тут вошел Маленький Скорпион, и я успокоился.