Наталья Резанова - Игра времен (сборник) Страница 61

Подозреваю, что им было жалко со мной расставаться. Впрочем, мне – тоже. Однако у них было утешение. Вместо меня они забрали мою книгу. Думаю, для них это оказалось более полезное приобретение. Да и беспокойства от книги было не в пример меньше.

Они высадили меня неподалеку – по их меркам, от того места, где взяли, прямо на пустынной дороге. И эту дорогу я помню… Тогда была поздняя осень, а теперь – разгар лета. Стоял яркий солнечный день, небо высокое и синее, стрижи носились над головой. Моя котомка была пуста. Меня, конечно, могли обеспечить надолго, что и было положено, но я согласилась принять лишь несколько медных монет – не намногим больше, чем было затрачено на мое погребение. И одежду, потому что от прежней ничего не осталось. Копию Хроники я не догадалась попросить. Очень жаль, так как это была единственная точная запись тогдашних событий, потом я уже не сумела восстановить ее полностью, да и не до того было…

Сколько таких тайных хроник и летописей запропало в веках? Сдается мне, гораздо более, чем тех, по которым нынче изучают историю в университетах. И то сказать – пережить все испытания имели возможность только самые лживые. Не потому ли до нового времени не дошла ни одна летопись, написанная женщиной?

И вот я в черной кожаной куртке из корабельных запасов стояла на пыльной дороге и думала: «Теперь все пойдет как надо».

Я ошибалась. Поражение действительно было сокрушительным. Все, с кем можно было начать новое дело, погибли. Остальные прочно замирились. Так я впервые столкнулась с неудачей. К тому же я, кажется, здорово пугнула кое-кого. Оказывается, о моей смерти было много слухов. Вероятно, после этого и начали складываться известные вам истории… В своих скитаниях я добралась до города Лауды, почти не затронутого смутами недавнего времени, и поселилась там.

Прошло пять лет. Кстати сказать, потом я выбрала себе именно такой контрольный срок для пребываний на одном месте, если не было каких-либо чрезвычайных обстоятельств. Признаться, я не очень-то верила в свое гипотетическое «бессмертие». Сказалась ли тут привычка во всем сомневаться или наступление реальности, отнюдь не рождавшей радостных предположений? Ну, вылечили меня, и все…

Я ничего не забыла из того, чему меня учили на корабле, однако все это ушло в глубь сознания и порой мне представлялось сном.

Итак, прошло пять лет. Я не старела, но ведь я была еще взаправду молода, и времени прошло не так много, чтоб я уверилась. И тут город обложили войска Эйлерта. Подробности осады можете прочитать в учебниках, я не буду на них останавливаться – до последнего штурма. Он должен был стать решающим, и осаждавшие напирали на стены – чуяли, что, если сейчас они нас не сломят, мы сломим их… Я там была, конечно, странно было бы, если б меня там не было…

И тут случилась эта арбалетная стрела… Монтериан вам что-то плел о таких ранах, верно? Я сразу же потеряла сознание, и если б меня там оставили, скорее всего все же умерла бы – не от раны, так от потери крови. Но опять кто-то (в отличие от первого раза я так и не узнала – кто) из сражавшихся рядом оттащил меня под навес рядом с укреплениями. Стрелу вытащили. Рана выглядела смертельной, и ее не стали перевязывать, а просто положили сверху какую-то ветошку, чтобы немного унять кровотечение. Вот так я и очнулась почти через двое суток – с заскорузлой от крови тряпкой на горле, а под ней – шрам, свежий, розовый, который зверски чесался. Голова была совершенно ясная, и страшно хотелось есть.

Как ни странно, никакого потрясения я не испытала и тут же принялась раздумывать о дальнейшем. Да, забыла добавить: приступ был отбит, мы победили. В городе царило всеобщее ликование, поэтому меня никто не трогал. Однако на сей раз я, так сказать, умерла на миру, и мое воскресение или даже столь быстрое выздоровление вызвало бы панику среди горожан. Надо знать психологию средневековья. Они все рано бы не поверили, что перед ними – следствие трудов человеческих (и правильно, откровенно говоря). И неизвестно, что хуже – сочли бы они это чудом Господним или наваждением Отца Лжи. И то, и другое сулило крупные неприятности, а методы, какими тогда божественное тщились отличить от диавольского, тоже деликатностью не отличались. Что характерно – в те времена в наших краях церковь даже не особо старалась, бескорыстное рвение проявляли миряне, и такое, что священникам порой приходилось охлаждать их пыл. Поэтому я решила незаметно покинуть город, пока меня не собрались хоронить. Может, даже с почестями.

Обо мне, наверное, плакали… Я еще не знала тогда, сколько раз мне придется оставлять места, где обо мне будут плакать. Потом я к этому привыкла, но пока подобное ощущение было внове, и я решила уйти как можно дальше – ведь мир велик, а у меня достаточно сил и бездна времени впереди.

Да, бездна времени. Мне, очевидно, придется уложить ее в короткий промежуток. Я помню все, что мне пришлось увидеть и пережить, и могла бы многое рассказать об этом. Но вас интересует не история, а, скажем, мое здоровье… Кажется, принято говорить «болезнь прогрессирует». Оказалось, что здоровье тоже может прогрессировать. У меня был случай в этом убедиться, смею вас заверить. Я участвовала в стольких войнах и мятежах, что убедиться можно было. Поначалу шрамы оставались, – она подняла руку, – а потом – нет. Я попадала в края, где моровые поветрия убивали всех вокруг, – от всех болезней оказался иммунитет. Кстати, так утвердилось прискорбное мнение, будто я приношу несчастье, хотя я, как правило, старалась это несчастье предупредить. Я не стала спорить – это иногда было мне на руку… Впоследствии выяснилось, что мне следовало в первую очередь опасаться не болезней, а оружия массового уничтожения, благо оно не знает различия между больным и здоровым. Но как только человечество получало очередной смертоносный подарок, мой организм немедленно вырабатывал к нему противодействие. Я знаю, я испытала. На рожон я не лезла, но пробовать – пробовала… Я стала подобна автомату с саморазвивающейся программой. Так что и сейчас меня можно убить, но для этого надо очень постараться. Очень и очень. Однако не подумайте, что главное место в моей жизни занимали эксперименты на выживаемость.

– А что же? – спросил Шульц.

– Я до этого дойду… – Она откинулась в кресле, прикрыв глаза, и лицо ее выглядело совсем юным. – Ни войны, ни чума, ни бег времени… А жизнь мне не наскучила. Потому что я все время была занята. Я меняла профессии, училась, узнавала новое. Моя жизнь была заполнена. Но не это придавало ей смысл.

– Объяснитесь.

– Вы должны помнить, что я пообещала действовать, пока не смогу что-то изменить. А в легенде говорится, что там, где встретят Черную Веронику, будет мятеж. Как мне объяснить? В великой книге, написанной за тысячу лет до моего рождения, сказано: «Я рождаюсь, как только у людей исчезает справедливость и усиливается несправедливость. Я рождаюсь из века в век, чтобы спасти добро, уничтожить зло и установить господство справедливости». Вот это и было моим основным занятием в бесчисленных жизнях, которые я прожила. И на этом я закончу историю о Черной Веронике.