Сергей Синякин - Пространство для человечества Страница 63

— А здорово было бы повестить на стене клешню бага, сказал Глебов. — Впечатляющее зрелище. Девчонки бы визжали от восторга! Нет, я когда-нибудь так и сделаю, пусть висит на стене, как напоминание о нашей сегодняшней вылазке.

— Повезло, — сквозь зубы сказал Таманцев. — Бага из импульсника свалить, это надо сильно постараться: Ты только Никодимычу не говори, он в это никогда не поверит.

— В то, что мы бага свалили? — невинно осведомился Александр. — Или в то, что я его клешню на стене собрался повесить?

— В то, что мы от бага ускреблись без потерь, — с едва заметным раздражением сказал Таманцев. — При таких условиях, да я его еще проглядел, вполне могли кого-нибудь недосчитаться.

Миркин внезапно остановился и поднял руку. Следопыты тут же настороженно подобрались, Внимательно посматривая по сторонам. Сигнал тревоги был очевиден, но ничего подозрительного в окружающих джунглях не наблюдалось. Подобравшийся ближе к товарищу Таманцев вопросительно глянул ему в лицо.

— Кажется, нам повезло, — сказал Миркин. — Если это не следы костра, то я не в лауне!

Погасший костер и в самом деле разжигался жителем лауна. Так разводит костры тот, кто знает опасность пожара, поэтому в земле была вырыта специальная ямка для костра, аккуратно выложенная плоскими камнями так, что для пламени оставалось лишь небольшое отверстие в центре. С наветренной стороны к костру был вырыт в земле дымоход, который обеспечивал доступ воздуха к неторопливому и вместе с тем жадному пламени.

Сейчас костер погас, но, разминая в пальцах сизо-голубой пепел, Таманцев ощутил, что он теплый. Это было невероятно, по всем подсчетам, люди должны были пройти по этой ложбине не менее недели назад, но теплый пепел свидетельствовал о том, что все расчеты были неверны и люди прошли здесь лишь на несколько часов раньше следопытов. Ничего невероятного в этом не было. Если кто-то из вертолетчиков при падении получил ранения, то разыскиваемые вполне могли отлеживаться в каком-нибудь естественном убежище, каких в лауне хватало, и ждать, пока раны затянутся. Миркин подошел, встал у него за спиной.

— Андрюха, сказал он, — чувствуешь, ветер стихает? И давление падает. Быть дождю.

— Они прошли здесь совсем недавно, — сказал Таманцев. — Мы их можем догнать.

— Мы их догоним, — сказал Миркин. — Но сейчас нужно готовиться к дождю. Знаешь, чем гонка может кончиться?

— Слушай, — сказал Таманцев, — Вовка, они прошли здесь совсем недавно. Судя по всему, их двое. Мы их сегодня догоним. Понимаешь?

— Андрей, — Миркин покачал головой, — нас трое, понимаешь? Не ты один, а трое. Вот в чем дело. И если ты на себя взял роль лидера, ты должен думать не за одного, а за троих, В этом отличие лидера от остальных, он беспокоится не только за себя.

Таманцев покраснел и отвернулся, чтобы товарищ не видел его смущения.

— Ты прав, — сказал он, ты прав, Вовка, а я идиот. Будем готовиться к дождю. Зови Глебова, нам надо успеть кое-что сделать до дождя.

Конечно же, Миркин был прав. Попасть в лауне под дождь значит наверняка, остаться калекой. Когда с неба валятся полутораведерные капли, способные сбить человека с ног, любое путешествие по лауну может оказаться последним.

Для строительства убежища требовалось время.

Глава десятая

15 апреля сорок первого года Весна.

Вот я прожил свою первую зиму в одиночестве. Я не раз жалел, что я не медведь и не могу прожить зиму в спячке без мыслей. Без тоски, без снов. Ах как они

меня тревожили — сны. Каждую ночь ко мне приходили друзья, каждую ночь ко мне приходила Ирина, я разговаривал с ними, открывая глаза, я видел бесплотные фигуры, удаляющиеся в глубину пещеры. Я бежал за ними, но тщетно — могильный мрак, прорезаемый светом гнилушек, окружал меня. И никого рядом не было.

Со скуки я начал исследовать бесчисленные закоулки своего убежища.

Тайны, которые обнаруживались в ходе моих исследований, бросали меня в пот и в холод, рядом со мной мирно спал ужас, о котором я даже не подозревал, рядом со мной спала смерть, которая сейчас представала передо мной в виде сиренево-белых колец оцепеневшей многоножки, в виде огромного мохнатого паука, скрестившего мохнатые лапы перед головогрудью, в виде неизвестных мне червей — белых, безглазых, слипшихся в один огромный комок, в котором они переносили зиму.

Пламя, пламя и еще раз пламя! Оно выручало меня в этой отчаянной ситуации. Я старался изо всех сил, я хотел быть уверенным, что однажды с теплом вся эта нечисть не полезет наружу, я не хотел быть бессильным перед этим скопищем мерзости.

Еще осенью я сделал себе комнату с выходом на улицу, окна в ней я застеклил чешуйками слюды, собранной у безымянного ручья. Получившиеся стекла были непригодны, чтобы наблюдать за тем, что происходит на улице, но прекрасно пропускали свет, преломляя его так, что в ясные дни по комнате гуляла многоцветная радуга. За ней можно было наблюдать часами, она отвлекала от грустных мыслей, она успокаивала, но вместе с тем и будила ненужные воспоминания, от которых на душе становилось совсем пусто и мерзко.

Долгие дни зимы.

Как я ожидал тепла. Но вот оно пришло, а радости на душе нет. Зазеленели травяные джунгли, но пока еще лишены того живого изобилия, которое так донимало меня прошлым летом. Пока еще лаун относительно безопасен, и я путешествую по его тропинкам, решаясь даже странствовать, несколько дней не возвращаясь в свое убежище, в свой дом. Однажды мне показалось, что я увидел людей. Стыдно сказать, но я спрятался, я их испугался.

Тоскуя по людям, я ненавижу охранников. Не хочу вернуться за колючую проволоку. Лучше одиночество, чем возврат в ад. Странно, еще совсем недавно я думал совсем иначе. Возможно, я постепенно привыкаю к своему положению.

Несколько дней подряд я по утрам слышал далекие, но громкие крики. Они долго беспокоили меня, пока я не понял, что это возвращаются с юга стаи перелетных птиц. Птицы возвращались на родину. Увижу ли я когда-нибудь свой дом?

— Здесь не весь дневник, — сказал Крикунов. — Думачев мне показался педантом, а здесь записей нет по неделе и больше. Мне кажется, он вел дневник каждый день. И что странно — за некоторые дни имеются по две записи, хотя и на разных листках.

— Возможно, — сказал Максимов. — Но это все, что сохранилось. Так говорят. Возможно, что-то ушло на Материк, хотя я лично в этом сомневаюсь. Для того чтобы дневник прочитать там, нужно быть левшой. Не думаю, что чины из НКВД тратили на чтение дневника свое время, просиживая у стола с огромной лупой.