Фрэнк Перетти - Пронзая тьму Страница 64

Пройдет день-два, прежде чем она достигнет места назначения н вновь посетит старый Бентморский университет. При одной мысли об этом у нее засосало под ложечкой от страха. Там она встретит облеченных властью, влиятельных людей: создателей системы образования и воспитателей будущих педагогов. И если ее помнят в центре «Омега», то, несомненно, вспомнят и в Бснтморе. Но тем не менее она должна ехать. Должна снова посетить это место.

"Таким образом внезапно закончилось мое проживание в номере триста два в Фэпрвуде, и я снова в пути – еду поездом, – и все мое имущество состоит из дорожной сумки да моей жизни. Не хочу казаться безрассудной, по это стремительное бегство является для меня совершенно новым, неожиданным переживанием. Во-первых, я никогда так не поступала, а во-вторых, я никогда не предполагала, что однажды буду спасаться бегством от людей, которым некогда так глубоко верила и которыми так глубоко восхищалась. Один из самых трудных уроков, которые мне пришлось усвоить, заключается в осознании того, что утопическая мечта о новом мировом порядке имеет свою темную сторону и на нее работают свои искатели власти, интриганы, махинаторы и убийцы. За всеми этими миссис Деннинг и мисс Брювер, мечтающими о совершенствовании и просвещении человечества, стоят мистеры Стилы, мечтающие о порабощении человечества и полном контроле над ним. Все эти Денпинги и Брюверы в поте лица трудятся, чтобы подготовить человечество к объединению в мировое сообщество, а мистеры Стилы с нетерпением ждут часа, когда смогут управлять им.

И кроме того, существуют еще Салли Роу, оказавшиеся посередине между первыми и вторыми: разочаровавшиеся в идиллических мечтах всех Детшпгов и Брюверов и старающиеся не попасть под пяту Стилов. Вероятно, больше всего Стилы боятся именно этих Салли Роу, ибо последние уже знают все догматы и принципы их веры, но более не принимают ее, а потому могут успешней других противостоять Стилам".

Салли остановилась, взглянула па свое отражение в стекле – усталое лицо на фоне ночной тьмы – и подумала вдруг, сколько всевозможных аллегорий могла бы она извлечь из подобной картины всего несколько дней назад или даже еще вчера. Она могла бы написать о тьме, объявшей ее душу, или о великой пустоте, простирающейся за видимой Салли Роу, или о быстротечности жизни, которая есть не более чем мимолетное отражение на тонком стекле: оно появляется ночью, а утром исчезает без следа.

О, это получилось бы замечательно, но почему-то сейчас Салли просто не испытывала вдохновения такого рода. Какие-то изменения происходили глубоко внутри нее – словно постепенно, медленно рассеивались тучи.

"Том, помните, в последнем письме я говорила о чувстве вины? Я ничего не забыла, все эти мысли до сих пор заполняют мое сознание – и не знаю, куда они в конце концов приведут меня.

Со времени написания последнего письма я пришла к одному потрясающему предположению: возможно, моя вина – не просто чувство, но факт.

Уверена, вы знаете, сколь решительно многие отвергают один аспект христианской веры, то есть классическое положение о виновности человека. Если я правильно помню терминологию, все мы «грешники», все мы виновны. В моем понимании религия всегда была одной большой «ловушкой для виновных», а быть виновным никто не хочет. Вот почему я и мои друзья посвящали столько времени и сил созданию воображаемой вселенной, в которой нет добра и зла – а если в ней нет добра и зла, значит пет необходимости чувствовать свою вину за что-либо.

Теперь о сбое в механизме рассуждений, впервые случившемся сегодня утром: то есть о предположении, что моя вина есть действительный факт, а не просто чувство. Если (и я подчеркиваю слово «если») существует твердо установленное понятие зла и добра – некий забор, как я говорила, – значит человек может быть виновным в преступлении, а чувствует он вину или нет, дело второе. Я могу находиться не с той стороны забора, с какой должна находиться, и поступать не правильно, независимо от своих чувств по этому поводу.

Пожалуйста, будьте ко мне снисходительны, если я говорю очевидные вещи; я очень боюсь, что для вас все эти мысли являются чем-то само собой разумеющимся и я вам уже надоела, но, пожалуйста, будьте ко мне снисходительны. Я должна все тщательно продумать, и мне легче делать это, излагая мысли на бумаге.

Скажем, я ограбила банк. В результате, я становлюсь виновной в ограблении. Но, скажем, я не чувствую себя виновной. Если ограбление считается злом, я все равно виновна в ограблении, независимо от своих чувств.

Чувство – или отсутствие такового – не аннулирует факт преступления.

Таким образом, по размышлении над всеми своими многолетними занятиями в группах антропоцентристского и мистического толка я понимаю, что главным образом все это было попыткой бежать от чувства вины через философию, медитацию, наркотики и прочее. Но теперь возникнет вопрос: от чего именно пыталась я убежать, от чувств или от действительности? Я сумела убежать от чувств – на время. Чувства можно предать забвению, подавить, отбросить в сторону или усыпить.

Но как изменить или аннулировать факт? До сих пор я об этом не думала".

Уэйн Корриан испытывал смешанные чувства в связи с предстоящим сегодня, в четверг, допросом. В некоторых отношениях он приготовился к разговору, но при этом был уверен, что он и его команда добровольных следователей еще не докопались до того, какую цель на самом деле преследуют Люси Брэндон и этот судебный процесс. Но вот истица сидела перед ним собственной персоной, в сером брючном костюме – в сопровождении Эймса и Джефферсона, готовых броситься ей па помощь и явно нервничающих.

Марк и Том присутствовали и на сей раз, и на столе перед Корриганом лежало много записей, с которыми он собирался сверяться но ходу допроса.

Сначала они обратились к уже обсуждавшемуся прежде предмету: Корриган снова поинтересовался, какие обиды Эмбер приходилось сносить в христианской школе. Люси обнаружила куда большую осведомленность в этом вопросе, чем Ирэн Бледсоу.

– Мистер Харрпс часто хватал Змберза плечи и тряс, пока она не давала тот ответ, которого он ждал, – сказала Люси.

– Вы можете привести нам конкретный пример? – спросил Корриган.

– Ну.., однажды дочь рассказала мне, как мистер Харрис пытался ее спасти, причем вел себя крайне бурно: тряс ее за плечи и требовал, чтобы она назвала Христа своим Спасителем. А Эмбер просто хотела сказать, что Он является для нее образцом, или другом, или водителем – но мистера Харриса не удовлетворили подобные определения. Он тряс ее, кричал, бранился страшно расстроил бедняжку. Потом он запретил ей выходить из класса на перемене до тех пор, пока она не изменит свое мнение. Это было ужасно, дочь весь вечер проплакала из-за этого. Мне с великим трудом удалось уговорить ее пойти в школу на следующий день.