Михаил Савеличев - Черный Ферзь Страница 64

Мальчишка продолжал спать, безвольно опустив руки, отчего нести его стало еще более неудобно — приходилось поддерживать за спину, чтобы он не опрокинулся назад. Так иногда делают совсем малые дети, чем-то очень обиженные, даже во сне желая оттолкнуть от себя виноватых взрослых. Порой он и вовсе начинал возиться, словно пытаясь освободиться от крепких объятий, спуститься на землю и уже собственными ногами топать в поселок.

Сворден Ферц не возражал бы, но чувствовал — мальчишка спит, и все его движения лишь отражение снов. Странных и беспокойных снов, похожих на осколки разбитого зеркала, в которых мальчишка плутал, не находя выхода из абсурдных кошмаров и кошмарных абсурдов. Их тяжкие испарения просачивались сквозь поры кожи, осаживаясь капельками пота на висках и верхней губе ребенка.

— Зря ты его взял, — вдруг выдала тварь, прекратив ругаться. — До меня только сейчас дошло — зря ты его взял.

— Нужно было оставить ребенка в лесу? — риторически спросил Сворден Ферц.

— Да, — тварь протрусила немного вперед и, повернув голову назад, вперила тяжелый взгляд в ношу Свордена Ферца. — Его нужно оставить в лесу.

— Чем же он тебе не угодил? — поинтересовался Сворден Ферц.

Теперь, когда до поселка осталась пара шагов, и между деревьев уже видны выложенные камнями аккуратные тропинки с витыми скамейками и столбиками освещения, он не прочь поболтать со зверем на отвлеченные темы. И не беда, что тварь выбирает какие-то злые, звериные поводы для разговора. Тварь она и есть тварь.

— Это неправильный детеныш! — резко заявила тварь, остановившись и преградив дорогу.

— Вот те раз! — от изумления Сворден Ферц даже остановился.

Несмотря на зверский вид и отвратительный характер тварь раньше как-то не позволяла себе высказывать подобные суждения о ком-то или о чем-то. Конечно, ей многое не нравилось в окружающем мире, но в чем-чем, а в стремлении переделать его под себя тварь сложно было уличить. В том-то и заключалась сила огромноголовых — они обладали потрясающей приспособляемостью и пластичностью к тем условиям, в которых решили жить. Они неукоснительно придерживались не ими заведенного правила: «Пришел в Рим — будь римлянином», во всех его возможных коннотациях, включая брюзжание по любому поводу, высокомерие, язвительность, кои однако оставались лишь словами, легко прощаемые великодушными богами приблудившимся к ним зверушкам.

А если твари и обделывали свои делишки, самыми скверными из которых (с большой натяжкой) можно назвать потакание своим звериным страстям, то совершали их тихо, вдали от посторонних глаз. Собственно, не в последнюю очередь из-за этого многие подробности их общественной жизни в стае, брачные обряды, особенности воспитания молодняка до сих пор оставались тайной за семью печатями для охочих до подробностей звериной интимной жизни ксенобиологов и зоопсихологов.

— Брось его! — потребовала тварь, встопорщив шерсть на загривке. Глаза ее выпучились, обрели злой красноватый оттенок, губы растянулись, обнажив клыки.

— Это ребенок, просто ребенок, который заблудился в лесу, — терпеливо объяснил Сворден Ферц. — Я его знаю, видел в поселке.

— Как его зовут? — въедливо спросила тварь. — Где он живет?

— Я не могу знать всех по имени, — постепенно свирепея заявил Сворден Ферц. — И кто где живет. Но с этим мальчишкой мы точно встречались!

Почему он оправдывается? — вертелась на задах назойливая мыслишка. С какой стати он должен давать объяснения какой-то там говорящей собаке?! Конечно же, не должен и не обязан. И вполне в его праве не разводить тут дискуссии — кто настоящий, а кто только вчера вылез из грязной норы, а просто-напросто по-хозяйски отвесить разжиревшему огромноголовому псу хорошего пинка под толстый зад. В конце-то концов, тварь он дрожащая или имеет право поступиться законами гостеприимства?!

Но при всем этом вполне объяснимом, казалось бы, раздражении от попытки вмешательства какого-то там четвероногого — даже не друга, а так — попутчика, Сворден Ферц различал в себе какую-то тень неуверенности, сомнения в исключительной обусловленности столь милосердного поступка гуманизмом, любовью к детям и правилами человеческого общежития. И наличие подобной тени еще больше раздражало его, как раздражает крошечное пятнышко грязи на чистейших и белоснежных одеждах.

— Обычный ребенок, — подтвердил Доктор, сворачивая стетоскоп. — Немного утомленный, но сон и еда все исправят. Лучше его сейчас не будить.

Сложив инструменты в чемоданчик, Доктор скрылся в доме и вскоре вынес огромный плед, которым и накрыл свернувшегося калачиком на разложенном кресле мальчугана.

— Так вы говорите, что наш четвероногий друг категорически возражал, чтобы вы вернули дитя в поселок?

Четвероногий друг к этому моменту уже вылакал целое блюдо молока, оставив после себя неопрятную лужу, поскольку хлебал жадно, и брызги летели во все стороны, а затем, не сказав ни слова, тихо исчез во тьме, отправившись, судя по всему, на охоту. Миска с консервами осталась нетронутой, что свидетельствовало о высшей степени неудовольствия огромноголовой твари.

— Да, — неохотно подтвердил Сворден Ферц. — Можно сказать и так — возражал. А можно — искренне недоумевал. Или — высказал альтернативную точку зрения.

— Вы раздражены, друг мой. И чем-то обеспокоены, — Доктор удобно расположился в плетеном кресле, скинул тапочки и протянул голые ступни к лестнице, откуда дул теплый сквозняк. — Вам тоже не мешает покушать и выспаться.

— У вас, Доктор, один рецепт для всех и на все случаи жизни? — несколько ядовито заметил Сворден Ферц.

— Душа человеческая — материя тонкая и неопределенная. Она не терпит хирургического или медикаментозного вмешательства, знаете ли… Что может прописать врач страждущему? К тому же, только в последнее время мы, кажется, приходим к пониманию, что человеческая психика даже не бинарна, как это имеет место на пренатальной стадии развития, а многократно отражена во всех, кто нас окружает. Мы, если угодно максиму, всего лишь наложение представлений мира о нас самих.

Сворден налил из самовара кипятку и принялся его шумно прихлебывать. Доктор покосился на него и усмехнулся:

— Вы знаете, друг мой, по поселку бродят самые дикие слухи о том, что из себя представляет вот этот древний агрегат?

— М-м-м… — пожевал губы Сворден Ферц. — Судя по всему — приспособление для кипячения воды?

— Вы видите здесь источник тепла? Подвод энергии? Инерционный трансмиттер потенциала шумановского резонанса?

— Хм… Действительно…