Владимир Михайлов - Может быть, найдется там десять? Страница 64

Советник все время, пока брат Аберрагин произносил свою филиппику, сидел неподвижно, как изваяние, только глаза его метались из стороны в сторону, как две попавшие в клетку птички, да цвет лица менялся от красного до фиолетового, ничего не упуская из спектра; дыхание тоже становилось то таким громким, словно он созрел для интимных отношений, то, казалось, совсем прерывалось, так что раз или два Ульдемир уже готов был поднять тревогу и требовать вмешательства медицины. Прошло не менее минуты, прежде чем советник пришел в себя настолько, чтобы – нет, не возражать, разумеется, и не отрицать, но спросить:

– Вы говорили о возможности выбора…

– Разумеется. И от своих слов не отказываюсь.

– В чем же он заключается?

– Простая дилемма. Или мы прерываем отношения – эту перспективу я вам уже обрисовал…

– Или…

– Вы погашаете долги; для установления точной суммы мы пришлем наших финансистов, они поработают совместно с вашими, при этом вы откроете перед ними все ваши документы, подчеркиваю – все. Срок погашения будет минимальным: один день. Поскольку деньги эти у вас есть, а перевести их с ваших счетов на наши – дело минутное. При этом – предупреждаю сразу же – сумма долга будет исчисляться не в десять, а в пятнадцать процентов – и процент и впредь останется таким.

– Помилуйте, это же… Но это же…

– Это – санкция. Наказание за то, что вы хотели нас провести, как маленьких. И не подумали о том, что обмануть нас – значит обмануть Бога, а более тяжких проступков и не существует, уверяю вас. Но я ведь говорил вам: любые другие взяли бы с вас куда больше! Потому что мы руководствуемся совестью, они же лишь жадностью.

– Но, как вы понимаете, я не решаю таких вопросов, соглашаться или отвергать подобные условия – не моя компетенция, я всего лишь советник…

– Мне это отлично известно. Но вы – единственный из руководства, кто постоянно находится на месте, остальных же надо еще отыскивать, разговаривать с каждым отдельно, а мы не одобряем таких потерь времени. Так что эту часть работы предстоит выполнить вам самому; это не очень затруднит вас, поскольку вы, как я вижу, записали весь наш разговор, так что вам не придется напрягать память, чтобы передать им мои слова: просто поставите кристалл. А после вечерней службы его высокопреосвященство будет ждать звонка президента вашего банка.

– Вечерняя служба – это во сколько? Нет, я…

– На этом все. Мы уходим, у нас еще много дел.

– Видишь, брат, – уже на улице сказал Аберрагин, – до чего укоренилось в мире пренебрежение верой. Воистину – ужасные времена, а нравы и того хуже.

– Так оно и есть, – подтвердил капитан от всей души. – Я вот думаю…

И умолк внезапно, как будто речь у него отнялась.

Брат Аберрагин обождал с полминуты, потом спросил:

– Так что ты хотел сказать, брат?

Ульдемир же ответил неожиданно:

– Хотел предупредить: мне сейчас срочно нужно отлучиться. Ненадолго. Ты иди дальше, брат, я вскоре догоню.

– Постой. Тебе в одиночку…

– Не сомневайся, брат, ничего со мной не случится.

И, не дожидаясь согласия, вдруг как бы исчез: развил скорость, свернул в первую же подворотню – и был таков. Брат Аберрагин только покачал головой, но не осуждающе, а скорее уважительно: поведение нового брата свидетельствовало о хорошей подготовке.

Глава 11

Оказавшись наконец в лесу, Вирга даже удивилась: как же давно, если вспомнить, не приходилось ей вот так идти среди деревьев, чья ласковая тень по-матерински укрывает от жгучих в летнюю послеполуденную пору лучей, ощущать запах не раскаленных стен и мостовых, но тонкий и исполненный странной силы аромат всесильной жизни – золотых стволов и зеленых крон… Прямо стыдно становилось за такое невнимание к природе, хотя от Виргиного жилья лес, если подумать, начинался совсем невдалеке; просто в такие места не забредают люди, желающие снять комнату, вот и не получалось ходить в этом направлении. Надо будет все-таки улучать время для таких прогулок, тут наверняка отдохнуть можно и быстрее, и лучше, чем в своих четырех стенах…

Да, и люди это, похоже, прекрасно понимают. Вирга даже не ожидала, что тут их окажется так много. Идя от остановки, на которой выбралась из ползуна, она предполагала, что сейчас, в разгар рабочего дня, увидит двух-трех, ну, четырех от силы медленно прогуливающихся стариков и старушек или же ребятишек, играющих в свои незамысловатые догонялки или прятки, сбежавших, может быть, со школьных занятий… Ничего подобного. Уже едва успев углубиться в мир играющих теней, она насчитала десяток… Нет. Больше, десятка два… а если приглядеться, то никак не менее тридцати человек – и не почтенного возраста, а самого активного, из них половина была рясофорных, другая же – в мирском, но что-то общее было у тех и других: осанка, может быть, но прежде всего то, что все они были вооружены – одни носили оружие явно, откровенно, у других же оно легко угадывалось под просторной одеждой. Вирга, во всяком случае, определяла это легко, привыкла с ранних лет, глядя, как собирался на службу отец, вечная ему память, да и теперь хотя бы тот же Гер… Интересно, что же здесь такое происходило: какие-то учения или еще что-нибудь?

Но рассуждать об этом было недосуг: она-то на этот раз не на прогулку пришла, непонятная, недавно возникшая в ней сила заставляла женщину, не обращая внимания на окружающее, в том числе и на свежий щит с надписью: «Проход закрыт. Особая обстановка», идти все в том же направлении – куда, кстати, и вели почти все протоптанные здесь тропы: к обители.

Она и шла, а воображение, всегда опережающее и ноги, и самое течение времени, уже рисовало ей картины предстоящего вечера. Как она вернется домой и встретит там нетерпеливо поджидающего Гера, усталого и голодного, сердито разглядывающего лишь кое-как прибранные после вчерашнего комнаты и кухню; она уже слышала как наяву его хмурое: «Что же – зря пробегала? Ни одного клиента? А на какие такие дивиденды ты жить собираешься? На мои доходы? Так мы вроде бы не договаривались… Лень прежде нас родилась, смотри, как бы тебе не помереть раньше нее…» – ну, и много всяких других слов. А то и взревнует вдруг, хотя, честное слово, нет у него для этого никаких причин, ничего ведь такого…

Но вдруг эти мысли исчезли, словно кто-то широко махнул веником и вымел их до последней. Вирга даже остановилась от неожиданности. Огляделась.

И поняла, что вот так, не замечая, оказалась уже совсем недалеко от ворот обители, почти рядом с красивой беседкой, в которой сейчас расположилось – на одной скамье с полдюжины мужиков, здоровенных и сердитых, на другой же – один-единственный, постарше, в блестящей рясе, с желтым корабликом на груди («Золотой, наверное», – мелькнуло в голове), а вокруг беседки стояло не менее десятка монахов с иглометами на груди. Сидевшие внутри разговаривали оживленно и громко, о чем-то вроде бы спорили, и Вирга вслушалась сперва просто так, невольно, а потом со все большим интересом. Подумала невольно: «Это бы не мне надо слышать, а тому… Ну, тому самому. Похоже, дело их касается. Но его здесь нет – и напрасно. Жаль…» Несколько минут так прошло.