Яна Дубинянская - Глобальное потепление Страница 66

Снова обменявшись с дочкой взглядами опытных динамисток, Юлька произнесла умильно, мысленно давясь от хохота:

— Марьянчик, скажи дяде «спасибо», и пойдем. Нам пора кушать.

Прижав птицу к груди, Марьяна склонила головку набок и прощебетала еще умильнее, умничка, моя родная дочь:

— Спасибо.

— Прошу прощения, — отозвался безупречно запрограммированный Густав, или как его там. — Я как раз тоже собирался обедать. Если б я мог, я хотел бы предложить вам…

— Так вы можете или не можете? — засмеялась она, сокращая дистанцию.

Разумеется, он покраснел:

— Я не очень хорошо знаю ваш язык, простите.

— Ну, моего-то языка вы, допустим, вообще не знаете.

— Да? Значит, если я правильно понял, вы тоже не из этой страны?

— Юля.

Издеваться над ним по-настоящему она начала уже позже, ближе к десерту. Ресторанчик, куда ее привели охмурять, был не запредельно дорогой, но уютный и милый. Открытая площадка располагалась на спине огромного валуна, выровненной, конечно, однако столики и стулья все равно стояли неустойчиво, будто на корабле, и Марьянка в первые же пару минут рассыпала перец по столу и опрокинула бокал с аперитивом на массеновские шорты. Потом, правда, юная леди ускакала с чайкой в обнимку лазать по парапету, и Густав вздохнул было свободнее, наивный.

С площадки открывался вид на побережье, округлое и серебристое, сбрызнутое сдержанно-разноцветными каплями валунов, заштрихованное могучими стволами сосен, но для полной живописности, нашла что покритиковать Юлька, все же плосковатое. Впрочем, не исключено, что за пару-тройку, ну ладно, десяток лет здесь организуют скалы и горы, совсем как настоящие. Для этой страны природа никогда не была чем-то незыблемым, данностью, под которую надо подстраиваться, как раз наоборот — до глобального потепления они вовсю осваивали тайгу, поднимали целину и поворачивали куда-нибудь реки. Другое дело, что бренд «Соловки», равно как и Северное Безледное побережье целиком, все-таки по определению опирается на климат и природные богатства, а потому его создатели вынуждены косить под первозданность. Уже на расстоянии пары километров человеческое присутствие переставало бросаться в глаза, отели и лагерные корпуса ненавязчивого дизайна мило вписывались в пейзаж, парки удачно притворялись автентичными лесами, а вся прозаическая инфраструктура была засекречена со сноровкой службы, которая в этой стране по жизни поставлена неплохо.

— Знаете, Юля, я давно пытаюсь понять эту страну, — говорил умное Густав. — Мое руководство предлагает мне на выбор различные командировки, но я уже в который раз приезжаю сюда. В этой стране загадка, тайна. Один мой здешний знакомый, известный человек, утвержает, к примеру, что здесь нет и никогда не будет счастья.

— Они все так говорят, — кивнула Юлька. Пока что она его щадила.

— Мне кажется, дело в истории. Соловки… вы же знаете, что такое на самом деле Соловки? Такие вещи в любой стране стараются покрыть… похоронить забвением?

— Забыть. Есть такое слово.

— Да, да, конечно. А эта страна из своего преступления, своего позора делает имидж и деньги. Такое не совсем нормально. Это невроз, извращение, оно напоминает эксгибиционизм, извините.

— Не извиняйтесь, есть такое слово.

— Более того, — Густав понизил голос, под каковым предлогом придвинулся к ней ближе, а напрасно, — в этой стране с тех пор мало изменилось. Тут по-прежнему все за всеми следят. Половина населения сотрудничает с органами; да, в демократических странах это тоже так, но не так, не совсем. Здесь все на всех пишут доносы. Иногда им дают ход, чаще нет, но всегда могут дать, удобно.

— А вы, оказывается, конспиролог. Есть такое слово.

— Это правда, Юля. Потому у них всегда страх в глазах. Когда я посмотрел в ваши глаза, то сразу увидел…

— Как интересно. Что именно?

— Что вы не из этой страны.

Юлька глубокомысленно покивала:

— Да-да, понимаю… Густав, а вы уверены, что не видели перед тем мой паспорт? Не обижайтесь, мне самой не хочется подозревать хорошего человека, но, знаете, в этой стране…

Тут она и сорвалась с цепи, пустившись мочить его по-взрослому. Не то что бы он был в чем-то виноват или это доставляло ей удовольствие. Просто никогда она не умела по-другому, даже в юности никто из таких вот случайных, изначально не имевших ни единого шанса густавов не назначал ей второго свидания: первого вполне хватало, чтобы раскатать несчастного лузера тонким слоем по асфальту. До встречи с первым мужем Юлька всерьез опасалась, что так и будет всю жизнь раскидывать направо и налево мужские трупы, безо всякой радости или пользы, не идти же по ним вперед — этого она тоже категорически не умела. И хоть бы кто-то из них попробовал оказать ей пускай не достойное — какое-никакое сопротивление! Ни разу. Офигевали от неожиданности, падали штабелями и по-быстрому отползали из-под огня. Все как один.

Принесли десерт, и вернувшаяся к столу Марьянка, поглощая суфле с разноцветными вишенками, восхищенно слушала и набиралась ума-разума. Вечно Юлька учила детей своим примером не тому, чему надо. Свекрови где-то правы, заявляя в один голос, что она никудышняя мать.

На бледного потного Густава жалко было смотреть — кому угодно, только не Юльке. А нечего подкатываться, подкупать ребенка, нести с умным видом дикую банальщину и бессмыслицу. Давай, быстренько плати по счету, вспоминай о чем-то срочном и архиважном, поджимай хвост и спасайся бегством. Чего-чего, а проблемы избавиться от надоедливого поклонника у Юльки не возникало ни разу в жизни. Честно говоря, таковая проблема вообще казалась ей несколько надуманной.

Он уже лихорадочно осматривался по сторонам в поисках спасения. И надо же — углядел, дуракам везет.

— Юля, — заторопился, воспряв, — во-он там, за тем столиком, видите?., мой хороший друг, я вам о нем говорил. Если хотите, могу познакомить. Вы наверняка слышали его имя…

— Слышала, слышала.

Оборачиваться она гордо не стала. Частично краем глаза, фрагментарно в зеркальных очках на массеновской тенниске наблюдала, как у самого парапета, за столом, по величине компании составленным из двух сдвинутых столиков, жестикулирует, вещает и блистает известный писатель, поэт и публицист, моральный авторитет нации и прочая-прочая, великолепный Дмитрий Ливанов.

Густав уже предупредительно вскочил на ноги, заняв позицию высокого старта. Мечтает поскорее познакомить с лучшим другом, блин.

Между прочим, почему бы и нет? Очень даже.

О том, чтобы пообедать вдвоем с Лилькой, разумеется, и речи не было. Ливанов и не стремился. Наоборот: естественное на отдыхе желание одиночества и покоя быстро, ненормально быстро сменилось лихорадочной жаждой компании, тусовки, притянутой центростремительной силой и кружащейся по орбите вокруг единой точки — тебя, подтверждая, что ты все еще в форме, востребован, до сих пор кому-то нужен. Да и здесь, на Соловках, у него и в самом деле имелась чертова прорва старых приятелей и друзей, увидеться с которыми после длительного перерыва всегда было здорово. Компания собралась не слишком большая: когда сдвинули по-студенчески два столика на открытой площадке (персонал респектабельного ресторана косился, но Ливанову тут все было можно), еще даже остались свободные места.