Кейт Лаумер - ФАТА-МОРГАНА 1 (Фантастические рассказы и повести) Страница 66

— Как случилось, что они не пошли дальше?

— А зачем? Можно жить без космокаров и ракетных кораблей.

— Вы не догадываетесь, какого рода вооружение они могут иметь?

— Важно не то, — задумался Эккерт, — что они его имеют, куда важнее — не использовали ли они его. И я, пожалуй, сомневаюсь, что они это делали. Мы здесь уже две недели, и они очень внимательно следят, чтобы у нас были еда, вода и все необходимое.

— В животноводстве это известно как откорм для забоя, — сказал Темплин.

— Вы убеждены, что Пендлитон убит, не так ли?

Темплин кивнул:

— Конечно.

— Почему? — Танпешане знают, зачем мы здесь. Мы достаточно ясно им намекнули. Но никто не думает о Пендлитоне, никто не соглашается добровольно дать нам какую-нибудь информацию о нем. А ведь он пробыл здесь как атташе целых три года. Неужели никто не знался с ним в течение этого времени? Мы мельком высказали несколько отдельных предположений, что хотели бы поговорить с друзьями Пендлитона, но никто вообще не пришел. Ясно, что за все три года пребывания здесь Пендлитон не завел никаких друзей. А в это как-то трудно поверить. Больше похоже на то, что его друзей заставили молчать, и любая информация о нем утаивается по какой-то причине.

— Какой именно?

Темплин вздрогнул:

— Убийство. Какая еще причина здесь может быть?

Эккерт завернул вверх тонкие деревянные жалюзи и вгляделся в пейзаж. Дорога в сотне ярдов ниже, туземная женщина идет на рынок, ведя за повод какую-то разновидность домашнего мясного скота.

— Они выращивают прекрасных женщин, правда?

— Физически совершенных, как и мужчин, — проворчал Темплин. — Можно получить комплекс неполноценности просто наблюдая здешнее население. Каждый так чертовски совершенен! Ни одного больного, никаких неправильностей, никого слишком толстого или слишком худого, ни одного несчастного. Единственная вариация в том, что они не похожи друг на друга. Совершенство. После этого становится чуточку скучно.

— В самом деле? Я не заметил. — Эккерт отвернулся от окна.

— Я ведь тоже очень хорошо знал Дона Пендлитона, — сказал он. — Но это не ослепило меня, не мешает в расследовании дела. Мы пришли разобраться, что с ним случилось, а не для того, чтобы доказывать любое предвзятое мнение. То, что мы найдем, может быть жизненно необходимо для любого, кто будет связан с этой планетой в будущем. И мне противно видеть, как проваливаются все наши попытки по той причине, что вы свое мнение уже составили.

— Вы знали Пендлитона, — угрюмо проговорил Темплин. — Вы думаете — это было самоубийство?

— Не думаю, что здесь нечто подобное самоубийству, если уж об этом зашла речь. Я не исключаю также и убийства и пытаюсь держать ум открытым для любой версии.

— Что мы уже сделали? Что выяснили?

— У нас шесть месяцев, — спокойно сказал Эккерт. — Полгода, в течение которых мы попытаемся понять Пендлитона, прожить здесь, не навлекая подозрений, изучая этот народ и пытаясь культивировать информантов. Мы никуда не придем, если будем будоражить их, постоянно задавая разнообразные вопросы. И не забудьте, Рэй, мы совершенно одиноки на Танпеше. Если это случай убийства, то что случится, когда туземцы обнаружат, что нам это известно?

Глаза Темплина минуту выдерживали поединок. Затем он отвернулся и подошел к окну.

— Я допускаю, что вы правы, — наконец сказал он. — Здесь прекрасно жить, Тед. Может быть, я буду за это бороться. Но я не могу удержаться от мысли, что Дону должно было здесь нравиться.

«Одна из главных трудностей в изучении чужой культуры, думал Эккерт, — научиться узнавать, когда надо радоваться, когда печалиться».

— ПИЛЕШ, МЕНШАР?

— ШАРРА! — он взял маленькую чашу орехов ПИЛЕШ, положил себе немного и передал дальше. Это определенно было время радоваться, а не работать и беспокоиться. Он услышал о ХАЛЕРА несколько дней назад, и после определенного намека, сделанного властям, он и Темплин были приглашены. Это был удачный случай понаблюдать за народными обычаями. Немного антропологии — для подкрепления. Главные блюда начали свое движение по кругу, и он взял щедрый ломоть жареного УЛАМИ и копченого ГАЛЮНЧА, добавив несколько щепоток печеных овощей. Между каждым основным блюдом они прикладывались к маленькой бутыли горячего туземного вина со специями, но Эккерт заметил, что никто не напивался допьяна.

«Старый греческий идеал, — подумал он. — Умеренность во всем».

Он посмотрел на Темплина, сидящего напротив него в гигантском круге, и мысленно вздрогнул. Темплин выглядел так, будто готов отступить, и Эккерт обрадовался, но под его туникой было легкое утолщение там, где он прикрепил свою силовую установку. Любому дураку известно, что на таком банкете, как этот, ничего не может случиться. Единственная реальная опасность лежит в готовности Темплина вспылить и сделать что-нибудь, о чем позже он сам будет жалеть. И даже эта опасность вряд ли была сейчас вероятна.

«Хлопот не оберешься, — думал Эккерт, — если Темплин когда-либо обнаружит, что я саботировал работу с этой силовой установкой».

— Ты выглядишь задумчивым, МЕНШАР Эккерт.

Он сделал еще один глоток вина и обернулся к танпешанину слева. Это был высокий мускулистый мужчина с острыми глазами, твердым подбородком, окруженный аурой власти.

— Я гадаю, мог ли мой соотечественник Пендлитон чем-либо оскорбить ваш народ, Найова. — Сейчас было самое время прощупать его насчет того, что он знал о смерти Пендлитона.

— Насколко я знаю, МЕНШАР Пендлитон никого не оскорблял. Я не знаю, какой долг он обязан был выполнить здесь, но это был щедрый и учтивый человек.

Эккерт откусил кусочек изысканного мяса тонкой кости УЛАМИ и попытался притвориться, что вопрос случаен.

— Я в этом тоже уверен, Найова. Я также уверен, что вы были с ним столь же учтивы, как со мной и с Темплином. Мое правительство благодарно вам за это.

Найова казался довольным:

— Мы пытались сделать для МЕНШАРА Пендлитона, что могли. Пока он был здесь, он занимал тот же дом, что и вы, и мы видели, что он доволен пищей и всем необходимым для жизни.

У Эккерта появилось холодное, неприятное чувство, которое быстро прошло. В сказанном Найовой было что-то, заставившее его поверить, что Темплин не должен это услышать. Он вытер рот широким плоским листом, которым его снабдили, и сделал еще один глоток вина.

— Мы были потрясены, узнав, что МЕНШАР Пендлитон убил себя. Мы его знали очень хорошо и не могли заставить себя поверить в то, что он сделал такое.

Взгляд Найовы ускользнул от Эккерта.

— Возможно, в том была воля Великого, — невнятно сказал он. Затем, помешкав, добавил: — Нам трудно представить, что кто-нибудь может сделать то, что сделал МЕНШАР Пендлитон. Это… — и он использовал туземное слово, которое Эккерт перевел как грубый эквивалент слова «непристойность».