Александр Щеголев - Инъекция страха Страница 68

— У вас целая программа, — похвалил бородач. — Не сочтите за дерзость, но на кой хрен вам это понадобилось? Вы, вообще, понимаете, что делаете?

Андрей понимал.

— Я хочу все перепробовать, — объяснил он. — Какая вам разница?

Разница была, поскольку клиент попался не просто начинающий, а явный дилетант. К тому же, объявился не вполне обычным образом. И слишком уж настойчив. Однако, судя по всему, объяснение его показалось убедительным, поведение — искренним, да и рекомендовали молодого человека известные, уважаемые люди. Вдобавок, глаза его имели специфическое выражение, известное врачам-наркологам…

Молодой человек что-то уже попробовал?

Да, но рассказывать об этом не хочется.

Понимаем, тогда следующий вопрос: его интересуют только морфиноподобные лекарства?

Пока да, а дальше видно будет — возможно, придется перейти на галлюциногены. Во всяком случае, стимуляторы типа эфедрона или амфетаминов вряд ли подойдут.

Понимаем, но просто интересно — откуда у молодого человека такая осведомленность, что подойдет, а что не подойдет?

— Из энциклопедии, — сказал Андрей. — Там что хочешь можно найти. Правда, кроме главного.

Прекрасно, теперь последний вопрос, касающийся оплаты…

Услуги нового знакомого стоили немало. Однако Андрей вышел из положения: украл деньги у Зои, приплюсовал к ним свою зарплату, продал семейный телевизор, видик, игровую приставку — и понеслось.

7. РЕЗУЛЬТАТ

Спасение близилось.

Хотя, увы, таблетки также не вернули ни капли ТЕХ ОЩУЩЕНИЙ. Была великая радость, великое спокойствие, сменявшееся приливом сил и обостренной жаждой жизни.

Затем настала очередь «стекла», то бишь ампул. Андрей вмазал по венам, сначала под руководством инструктора, потом сам, решительно покинув этот мир. Препарат за препаратом, укол за уколом. Он целенаправленно и бесстрашно увеличивал дозу. Он исступленно искал ТОТ ДЕНЬ, но тщетно: получал лишь эйфорию, отличный сон, работоспособность, иначе говоря, все то, что ему было не очень-то и нужно. Он перепробовал многие лекарства, как естественного, так и синтетического происхождения (опиаты и опиоиды — по меткому выражению знакомого эндокринолога), однако существенных различий не почувствовал. Было просто хорошо, ничего больше.

Тогда Андрей поставил себе галлюциноген. Банальный «диэтиламид лизергиновой кислоты», в просторечии называемый ЛСД. Не медицинского, разумеется, происхождения. Голландский, если не наврали. И были райские сны, в которые врывалась тяжелая сказка, и очнувшись, было ясно, что опять — не то, не то…

НЕ ТО.

Наркотики не давали главного, что давал страх — балансировки между реальным и ирреальным, оглушающего чувства зыбкости мира. Наркотический Космос оказался ненастоящим. Впрочем, Андрей уже не расстраивался этому обстоятельству и очень быстро перестал что-либо искать, довольствуясь тем, что есть. Он выздоравливал. Недели через три он сделался законченным наркоманом, а к весне, когда его уволили из Университета, приказал себе — пора!

Пришло время плюнуть им в микроскопы. Снизу-вверх — пусть отмывают свои стеклышки.

Дальнейшее запомнилось не вполне отчетливо. Жеваные куски кинопленки, вырванные из бесконечного черно-белого сериала. Сгустки концентрированного ужаса, фрагменты бреда, наслоившиеся один на другой. Однако абстинентный синдром с ласковым названием «ломка» — это не поход в кинозал. Это медленная смерть, растянувшаяся на век. Андрей знал, что век продлится не более пятнадцати-двадцати дней, потому и решился на такое.

Он не оставил себе выбора, растратив все дозы и не подкупив новых. Он заперся в квартире и лег на диван в большой комнате, заставив мать и жену быть сиделками, поочередно сменяющими друг друга. Почему, кстати, Зоя не бросила мужа? Еще месяц назад, когда он из больного бронхитом превратился в душевнобольного? Чудо. Судьба хранила этого человека. Рассказ о том, что Зоя вытерпела, и что передумала мать, мог бы составить второй том романа, если бы нашелся желающий это прочитать. Итак, выбора не было: ненависть и любовь насквозь пропитали Андрея мечтой о свободе.

«Эксперимент над экспериментаторами».

Что было самым трудным? Ожидание кошмара, скрашенное все возраставшей дрожью рук, или сам кошмар? Или невероятной силы насморк, обрушившийся одновременно с лихорадкой, или боли в мышцах, начавшиеся почему-то со скул? Упомянутые симптомы были последними, которые Андрей успел осознать. Следующие беды грянули все разом. Хватило нескольких часов, чтобы потерять не только счет времени, но и знание того, как вообще может чувствовать себя нормальный человек. Липкий пот, пахнущий непонятно чем, изнуряющее сердцебиение, вспыхивающие и гаснущие приступы дрожи — казалось, это было всегда. Над диваном специально висел отрывной календарь, чтобы женщины-сиделки отсчитывали листочки-дни, однако такое средство моральной поддержки не пригодилось. Страдающий раб ничего вокруг не видел.

На второй день скакнула температура, к болям в мышцах и суставах добавились колики в кишечнике, съеденная за неделю еда выходила в виде поноса, мутило, регулярно подкатывала рвота — слишком много всего и слишком сразу, чтобы заметить и приплюсовать. Андрей ничего не ел. Также не спал, по крайней мере, ночью. Только днем забывался, ненадолго и урывками. «Инъекция… — трясся он, — не нужен мне ваш страх… дайте шприц…» Он трясся и ждал: единственное, что он понимал и помнил, было слово «ждать». Умирал и воскресал, вновь умирал и вновь воскресал…

Как Андрей сумел выдержать? Да очень просто: у него не было возможности позвать спасителя-бородача, не было сил самостоятельно добраться до выхода из квартиры. Как он додумался до такого жуткого плана освобождения? А никак — по-другому попросту и быть не могло. Когда главным врагом человека становится его собственный мозг, нет ничего естественнее взять в союзники все остальные системы организма.

Через две недели Андрей почувствовал облегчение. Еще через две недели — полностью встал на ноги. Только сон долго не удавалось наладить. Мелочи! И невроз подружился с ним на всю оставшуюся жизнь. Обычные потери наступательного боя.

Он победил.

Звонить по какому-то там секретному телефону было в высшей степени нелепым, поэтому первое, что Андрей сделал, обретя долгожданную свободу — вытащил проклятую бумажку из секретера и разорвал в клочки. Воспоминания о ТОМ ДНЕ — нет, просто о том дне! — не вызывали теперь в душе никакого отклика, кроме стыда и удивления. Страх, правда, сохранился, ведь невроз и страх — это почти одно и то же. Но картины пережитого потеряли былую яркость, полностью лишились колдовской мощи.