Алексей Пехов - Тень ингениума Страница 7

– Займи себя делом. Мы скоро договорим.

Я, возможно, такой же мрачный, как и Пшеница, даже спорить не стал. Присоединился к нему, гадая, что вообще эти две женщины, не знакомые друг с другом до сегодняшнего дня, могут обсуждать?

– Ты-то здесь какими судьбами? – спросил я у парня.

– Подвез ее. Ну и… вот. – Более подробного объяснения он предложить не захотел, хлебнул молока и с трудом не покривился. – Вообще мне надо бы домой, но твоя Сибилла меня чуть ли не за шкирку цапнула, обещав накормить.

С кухни пришла Чой, в шелковом халате на голое тело, принесла две тарелки омлета с сосисками, поставила перед нами, мило улыбнулась Пшенице, так что у того вытянулось лицо и на щеках появился румянец.

– Ну, может, и неплохо, что я сюда заглянул, – пробормотал он, берясь за вилку, когда мандаринка ушла.

Я усмехнулся, занявшись едой и периодически поглядывая на Мюр и Сибиллу. Скажем так: зная характер этих двоих, мне стоило опасаться сговора и возможных неприятностей сразу с обоих флангов.

Сметя с тарелки завтрак со скоростью летящего снаряда и допив молоко, уже не морщась, Пшеница вскочил и пожал мне руку.

– Свобода! Пора на работу.

– О. Так ты сознательный гражданин? И кем трудишься на благо Риерты?

Парень отчего-то смутился, но ответил:

– Почтальоном. На севере Метели. Ладно, увидимся. Пока!

Он мышкой прошмыгнул мимо Сибиллы к выходу.

Через несколько минут ко мне подошла Мюр, плюхнулась на рядом стоящий диван.

– Привет, Итан. Милое местечко вы с Рин выбрали. Я думала, ты снимаешь квартиру.

– Здравствуй. Не успели добраться туда из-за начала комендантского часа. А «Кувшинка» всегда гостеприимна к старым друзьям. Я почти месяц тебя не видел, как твоя нога?

Она пожала плечами чуть более небрежно, чем следовало:

– Не так плохо, как я думала. Мне больше неприятностей доставила реакция Вилли, когда он узнал, что я сделала.

– Но ты хромаешь.

Девушка серьезно кивнула:

– Конечно. Нож плакальщика умеет доставить хлопот, но я уже почти здорова. В конце концов, я люблю врача, и он заботится о моем здоровье. По сравнению с этим, – она провела пальцем по шраму у себя на лице, – нога – не самое страшное в жизни, и царапина стоит результата, которого мы добились.

– В смысле того, что мы узнали о контаги? Или ты о смерти ручного чудовища дукса?

– Обо всем.

– Ты читала вчерашнюю газету? Готовится закон об отмене обязательного многочасового труда, промышленников лишат возможности охотиться на профсоюзы и запрещать их на своих фабриках, будут повышены пособия тем, кто работает на тяжелом производстве, и обучение для одного из детей в семье станет в школах бесплатным. Простым людям в Риерте станет жить легче.

– Станет ли? Мотория травит нас и превращает в чудовищ. И никуда не делся закон «Город без контаги». А это значит, что правительство все так же может без суда и следствия хватать любого гражданина и отправлять его в Старую Академию. Любого.

– То есть ты не остановишься в своем бесполезном деле.

Ее усмешка вышла отнюдь не злой.

– Отрадно, когда друзья считают, что ты тратишь свою жизнь на ничто.

– Друзья нужны для того, чтобы предостерегать от ошибок, – не смутился я. – Знаешь, к чему приводит подобная игра, если из нее вовремя не выйти?

– К смерти.

– Правильно, Мюр. Рано или поздно результат всегда одинаковый – государство в выигрыше, а те, кто борются с ним, в могиле. Было бы очень печально узнать, что ты погибла в какой-нибудь глупой перестрелке, так ничего и не изменив.

– Ты беспокоишься о моем будущем?

– На свой манер. Как друг.

Еще одна легкая и немного грустная улыбка была мне ответом.

– Каждый выбирает свою цель в жизни, Итан. Я хочу остановить дукса. Ты – искиров. Могу тебя уверить, что не стремлюсь лезть в неприятности в сложившихся обстоятельствах. Сейчас говорят о всеобщей стачке, у Риерты есть шанс для революции, если недовольство рабочих попытаются подавить. Надо лишь, чтобы возмущение народа достигло предела.

Я фыркнул, поражаясь, что она не понимает.

– Возмущение народа такая же капризная вещь, как удача в игорном заведении. На мгновение вспыхивает и тут же гаснет. На возмущении легко можно устроить стачку или скоротечный бунт в Стальной Хватке и Верхнем, но не революцию.

– Да. Я знаю, что для революции нужны деньги, – согласилась девушка, подпирая кулаком щеку. – Много-много чудесных банкнот, которые непонятно откуда взять.

– Прошли те золотые времена, когда на монеты можно было нанять полк кондотьеров, который шпагами и алебардами сместит правителя с трона. Да и вспомни, когда в последнее время народ смог захватить власть?

– Революция в Республике?

– Тысяча семьсот шестьдесят восьмой год. Больше ста пятидесяти лет назад. И на борьбу их поднял четырехлетний голод, а также череда войн с соседями. Тогда от бед все уже порядком устали. Но чем это обернулось спустя десять лет анархии? Народ успокоился, поняв, что увяз в гражданской войне и коалициях бывших революционеров, которые теперь рвали глотки друг другу. Пришли военные из Ордена Марка, перебили это недоправительство, на трон посадили нового короля из числа республиканских дворян, пускай и называют его теперь первым министром.

– И к чему ты?

– К тому, что с тех пор мир изменился, как и революции. Риерта тому примером.

– Вот как? – не поверила она.

– Возьмем, к слову, убийство прежнего дукса. Все случилось в среде генералов, министров и аристократов, без привлечения горожан. И такое происходило не только в Риерте. Но и в Йевене. Когда князь решил потратить весь бюджет страны на постройку никому не нужных сказочных замков, бароны объявили его сумасшедшим и тихонько придушили в спальне, найдя более равнодушного к архитектуре преемника. А Сплав? Лидеров парламента обвинили в государственной измене и намерении передать восточные рубежи под управление рузцев. Паны успели сбежать в Королевство, организовали правительство в изгнании, но в Сплаве восемь лет уже другая власть, и местные ее легко приняли. О том, что произошло там, – я поднял палец вверх, указывая правильное направление на небожителей, – граждане узнают через неделю или две из утренних газет. Никто в нынешние времена в момент переворота не делает ставку на народ.

Мюр сверкнула глазами, собираясь возражать, но решила послушать дальше, когда я вскинул руку, прося не перебивать.

– Обычных людей, таких как я, в мире больше, чем аристократов и богачей. Мы пашем на заводах, живем простой и незаметной жизнью, платим налоги, сражаемся и умираем в войнах за свою страну, растим детей и стараемся жить. Мы – сила, которая почти всегда спит. И умные люди ее предпочитают не будить без нужды, потому что, проснувшись, мы хотим хорошей жизни, такой же, как у тех, кто получил ее по праву рождения. У нас появляются требования, и, почувствовав свою власть, свою способность смещать то, что казалось незыблемым, самим управлять страной, потому что мы ничуть не хуже богатеев и аристократов, мы становимся опасными. И хрен заставишь нас вновь уснуть.

Тут она согласилась:

– Да. Народ как паровой кузнечный молот на фабрике. Долго разогревается, сильно бьет и никогда не останавливается мгновенно.

– Вот-вот. И когда во время революций такая сила входит в раж, то ее нельзя взять и убрать подальше с глаз. Она сносит на своем пути даже тех, кто заставил ее пробудиться. После остаются лишь развалины да пепелище, поэтому сильные мира сего предпочитают устраивать перевороты без привлечения черни. Ею сложно управлять. Так что просто наберись терпения, дождись, когда аристократов достанет дукс и они справятся собственными силами, как это делают теперь во всех других цивилизованных странах.

– Знаешь, – сказала Мюр серьезно, – не хочу сегодня говорить обо всем этом. Я вообще пришла к тебе по другой причине. Завтра Праздник Звезд. Как ты относишься к карнавалу?

Я постарался скорчить самую мрачную, скептичную и пессимистичную рожу из своей обширной коллекции «Первый брюзга и главный мизантроп года». Зеркала в прямой видимости не было, но, судя по ее реакции, мне удалось высказать все без слов.

Праздник Звезд – ежегодное торжество в Риерте, посвященное основанию города и первой династии дуксов. Ночь, фейерверки, украшенные огнями лодки на всех каналах, карнавальное шествие, хурма, улитки и шампанское. Народ празднует и на Холме, и в Трущобах. Здесь просто обожают традиции. Но я тот еще бука, так что, когда после войны оказался в Риерте, каким-то образом умудрился пропустить веселье. Если честно, на этот год у меня были примерно такие же планы.

– Понятно, – огорчилась девушка. – Итан Шелби и веселье вещи несовместимые?

– Ну зачем ты так сразу? – рассмеялся я. – Обожаю веселье, но не очень понимаю ваши традиции. Нацепить на рожу маску и прыгать целую ночь, вливая в себя алкоголь, а утром проснуться незнамо где и с кем, это не то, чем я привык заниматься в свободное время. Не думал, что ты любишь такое.