Владимир Михайлов - Дверь с той стороны Страница 7

Командор почувствовал вдруг, как влажнеет ладонь – словно в ней был зажат флазер, который он направил в спину друга.

– Пусть остается там впредь до распоряжений.

Он снова стал слушать кристаллического секретаря.

Командор: Как это могло произойти? И чем мы можем помочь кораблю?

Функ (после краткой паузы): m-м… Трудно сказать. Полагаю, что современный уровень знаний не дает нам возможности исчерпывающе объяснить происшедшее. Дело в том, что у нас нет единых воззрений на сущность сопространства, хотя практически мы его используем. В этом нет ничего необычного: пользовались же люди электричеством, не понимая его сущности. Если исходить из представлений Бромли…

Командор: Можете ли вы дать нам какие-то практические рекомендации? Способна наука помочь нам спасти людей?

Сейчас будет пауза, подумал командор. Сейчас они посмотрят на капитана и переглянутся, как светила медицины у постели человека, о котором уже знают: иноперабилис. Потом глаза их опустеют, и консультанты будут смотреть уже не на капитана, а сквозь него, будто члены трибунала, подписавшие приговор, который обжалованию не подлежит. Они посмотрят, и мне станет больно и страшно за этого парня, и за его экипаж, и за всех людей (просто счастье, что на сей раз их немного), но больше всего именно за капитана, потому что ему будет хуже и труднее, чем остальным – в тринадцать раз хуже и труднее. А мы ничем не сможем помочь ему, ничего не сумеем принять с борта, ничего – передать, и даже долго прощаться с ним – не в нашей власти. Ага, сейчас старик заговорит опять…

Функ: Собственно, практическая сторона вопроса представляется нам ясной. По уже упоминавшимся причинам всякий контакт с кораблем грозит катастрофическими последствиями. И единственным выходом может быть… может быть…

Пауза.

Физиолог: Позвольте, позвольте. Да отойдите же, дайте ему дышать! Расстегните… Одну минуту… (пауза). Сейчас он придет в себя. Нужен санитарный аграплан.

Функ (едва слышно): Ничего не нужно, глупости. Я сейчас.

Командор (выждав, пока Функ окончательно приходит в норму): У нас принято перед тем, как решать, окончательно убедиться в справедливости предпосылок. Пока, насколько я понял, все выводы делаются лишь на основании зеркальной инверсии. Капитан, у вас на борту остались ракеты-зонды? Тогда сделайте вот что: отойдите подальше от Космофиниша – вам укажут место – и выпустите одну ракету в… ну, во что-нибудь…

Диспетчер: Разрешите… На орбите находится маяк, выброшенный «Лебедем». Если вы позволите…

Командор: Выпустите ракету в маяк. Если предположения ошибочны, взрыва не произойдет. Тогда вы немедленно получите разрешение на финиш. Если же сильный взрыв все-таки будет, тогда… И постарайтесь сделать это в одиночку. Чем занят экипаж?

Капитан: Все спят. После того, как финиш отложили, я приказал экипажу отдыхать.

Командор: Хорошо. Пусть спят.

Пауза.

Командор: Теперь, когда капитан нас не слышит, хочу спросить: неужели же вся современная наука и техника, требующие и получающие колоссальные средства, не в силах спасти несколько человек?

Физиолог (мрачно): И сегодня люди умирают порой во цвете лет рядом, на Земле или в самом близком космосе, а мы не в силах им помочь.

Командор: И все же подумаем в последний раз: что мы можем сделать и что посоветовать им?

Многие так и не подняли глаз, вспомнил командор, но кое-кто переглянулся в нелепой и наивной надежде, что один из них – сейчас, вдруг, по наитию – найдет верный способ поставить все на свои места, заменить антипротоны и антинейтроны в ядрах атомов, из которых состоял теперь «Кит» и все на нем, на безопасные протоны и нейтроны, обратить позитроны на орбитах в электроны – и корабль плавно сойдет с черты выжидания, а Земля начнет вырастать на его экранах… Но никого не осенила благодать, никто не нашел способа и не попросил слова.

Функ (его бормотание с трудом можно расчленить на отдельные слова): Мы знаем, что такое антивещество, и знаем, в результате каких реакций возникают античастицы. Но мы не умеем превращать даже атомы элементов – не говоря уже о живой материи. Мы еще не пришли к этому. Не имеем представления, как это делается. Нельзя двигаться с максимальной скоростью сразу во всех направлениях физики… (Кричит внезапно и отчаянно): И все-таки это черт знает что! Это никуда не годится! Свинство, величайшее свинство! Мы слишком много думаем о своей безопасности! Мы должны, обязаны… окружить их энергетическим экраном… опустить на Землю или хотя бы изолировать в пространстве… и работать, работать над этой проблемой, пока не решим ее!

Кто-то из консультантов: Или пока ничтожный перебой в энергоснабжении не нарушит на долю секунды стабильность экранов. Совершенно ли исключена такая возможность? Сколько времени займет строительство подобной энергосистемы? А они? Пассивно ожидать спасения можно дни – но не годы. А любая активность с их стороны в этих условиях будет гибельна.

Командор: Что же… что они должны сделать?

Функ: Уходить. И поскорее. В пределах Солнечной системы они будут таять, как сахар в чае – медленно, но верно. Я уже не говорю об угрозе, какую они представляют для всего остального. Раз мы не уверены в возможности изолировать их – значит уходить.

Командор: Куда?

Функ: В никуда. В ничто. Туда, где меньше вещества.

Хороший администратор должен знать бездну всяких вещей, в том числе и то, каков порядок финиша и высадки пассажиров трансгалактического корабля. Администратор Карский это знал, и еще перед тем, как лечь в кокон, принял меры, чтобы проснуться пораньше и выиграть время для приведения в окончательный порядок мыслей и эмоций. Как-никак, наступающий день должен был стать величайшим в его жизни; тут и самая устойчивая нервная система может дать сбой. Карский не хотел ни единым словом или жестом испортить впечатление, какое должен будет произвести на тех, с кем ему предстоит работать целый год. Администратор заранее поставил таймер электросна на нужную отметку, без труда нашел выключатель автоматики кокона, перевел его на автономную регуляцию и лишь после этого позволил себе лечь и уснуть.

Электросон отключился своевременно. Карский медленно открыл глаза. Голова была ясной, чувствовал он себя великолепно. Всем телом он прислушался, но не ощутил той мелкой, проникающей даже в глубь кокона вибрации, которая сопутствует большим перегрузкам. Можно было выходить. Он нажал кнопку, и крышка кокона неспешно поднялась.

Было тихо, и воздух прохладен и чист, как утром в горах. Карский любил тишину и знал, что в предстоящем году ему редко придется пользоваться ее благами. Тем приятнее было насладиться покоем сейчас, когда все пассажиры спали, а экипаж был занят посадкой. Администратор медленно, с наслаждением растягивая секунды, занялся утренней процедурой. Дыхание, гимнастика для мускулов, для внутренних органов, для нервов, массаж… К храму духа люди давно уже стали относиться серьезно; минули времена, когда резервы и возможности тела тратились так же бездумно, как и ресурсы всей планеты, когда гордились, если работой и пренебрежением к здоровью доводили себя до болезни – хотя если бы они довели до такого состояния свое предприятие, то предстали бы перед судом… Покончив с гимнастикой, Карский принял ванну, еще раз проверил, все ли уложено. Заказал кофе, и уже через минуту из ниши в стене, где находился выход синтезатора, вынул сосуд, источавший вкусный запах. Отпил глоток и стал еще раз продумывать предстоящее.

Думалось хорошо, все представлялось четким и рельефным. Он вспомнил о жене. Вдруг захотелось сказать ей хоть несколько слов, однако показываться экипажу сейчас, когда пассажиров еще не будили, было бы с его стороны бестактно. До пробуждения остальных, по его расчетам, должно было пройти еще около часа; столько администратор мог и потерпеть, а жене и в голову не пришло бы ожидать его звонка… Администратору нравилось сознавать, что он остается скромным человеком, не старается выделиться, не подчеркивает своей исключительности, которая – он верил, да и все остальные верили – была абсолютно реальной. Вместо прохладного разговора с женой оставшийся час можно было использовать, чтобы еще раз, на свежую голову, просмотреть составленный еще на Анторе текст своего выступления.

Главное, кажется, в нем было сказано.

Карский задумался, проверяя, так ли?

Ему нравилось время, в какое выпало жить и работать. Время было интересное и ответственное.

Федерация ширилась. Еще трудно было сказать, на какие рубежи она выйдет лет через десять – пятнадцать. Но уже и сейчас она насчитывала десятки обитаемых планет в различных звездных системах. По сути, близился к концу первый этап ее развития: освоение планет, от природы пригодных для обитания человека, планет земного типа. Их было не так-то уж много, и почти все ныне заселены и входили в состав Федерации. Она являлась тем единством, которое давало ячейкам человечества возможность существовать, развиваться и крепнуть, предоставленная самой себе, любая из них вряд ли отметила бы и десятилетие со дня основания. Федерация делала возможным старт каждого нового поселения на планетах с определенного – высокого – рубежа.