Russell d. Jones - Выше головы! Том I Страница 7

– Меня нельзя в салон.

Он остановился, я и торопливо продолжил:

– Я понимаю – ты хочешь, как лучше. Но меня туда нельзя. Нельзя к людям! Там будут переселенцы с «Кальвиса». Там будут те, кто боится. Я читал про «Тильду». У вас почти ничего не было. Было спокойно… К вам переводятся те, кто много пережил. Значит, мне к ним нельзя.

– А куда тебе?

– В грузовой. В спасательную капсулу. Я там отлежусь. И никто не будет нервничать.

Он покачал головой.

– Ну, даёшь…

– Тебе сообщили, как меня надо перевозить? – перебил я. – Дали точные указания?

– Ничего мне не сообщали, – ответил он. – Я сам решаю.

– Отлично!

Дали бы ему чёткие инструкции, было бы сложнее. Он – чиновник, они следуют правилам. А если он решает сам, его проще переубедить!

Я думал об этом всё дорогу до «Флиппера». Радовался, что лейтенант обращается со мной как с человеком, а не как с потенциально опасным андроидом. Но после «разговора» с Микой понял, что Нортонсон был не прав.

Мика испугалась, узнав, кто я. Её первым порывом было удрать. Но она справилась с собой. Юная и смелая. Тем более намечалось важное интервью. Обучение репортёрству включает в себя оценку рисков. У журналистов развивают навык опираться в критических ситуациях на разум, а не на эмоции. Поэтому она подавила в себе страх и заставила себя остаться. Её учили такому. А тех людей, которые сидят в салоне «Рима», нет.

Они пережили травматический опыт. И наконец-то почувствовали себя защищёнными. Но не до конца. Сначала надо пройти СубПортал, а это всё равно риск. Маловероятный, но допустимый. И это дополнительный тревожащий фактор. Плюс необходимость начинать почти с нуля жизнь на «Тильде». Плюс страх за детей. И тут появляюсь я – в уродливом полосатом комбо, со знаком «не человек» на груди. То-то они будут рады!

Нортонсон этого, похоже, не понимал. Он был занят списком, звонком, личными проблемами. Он не думал о возможных затруднениях. Значит, должен я.

– Оставь меня в грузовом…

– Ты полетишь со мной, – он не слышал моих аргументов. – Место у иллюминатора, как в тот раз. Ну, не тормози!

Мы были последними. К тому моменту, когда мы зашли в салон, пассажиры успели прослушать обязательную лекцию о СубПортации и безопасности. Нам достался музыкальный проигрыш: скрипки, клавиши и колокольчик. «Динь-динь» бодро разнеслось над креслами, символизируя окончание официальной части. Но никто не заговорил. Взрослые выжидающе смотрели на меня. Дети с любопытством выглядывали из-за спинок кресел.

В который раз я ощутил своё отличие. Пассажиры были в домашних комбо, подчёркнуто нейтральных, отличающихся от цветовой маркировки рабочей формы. Лёгкие, светлые, праздничные оттенки с редким вкраплением официального серого и синего. А тут я. Ядовитые оранжевые полоски. Предупреждающий знак, оскорбительно точный в своём значении. «Не человек, античеловек, механический и опасный».

Салон был объединённым. Позже опустятся перегородки между рядами, разделяя салон на отсеки по двенадцать кресел. Но пока корабль готовился к полёту, люди могли видеть друг друга. Не сложно было подсчитать места, да и модификацию судна я помнил. Двести сорок пассажиров помещались в «Рим». Много? Арифметически, четверть пассажирского корабля – челнок. А два корабля – общее число жертв восстания…

Объединённый салон зрительно умножал присутствующих. Наверное, для этого всё и придумали. Чтобы было чувство локтя. Ощущение толпы – в хорошем смысле. Да и в плохом. Они могли общаться напрямую, не только через Сеть. Так их всех и предупредили. Я заметил, как некоторые поглядывают в экранчики альтеров. Сверяют снимки и мою физиономию. «Мика? Без Мики хватало свидетелей…»

Нортонсона это не волновало. Что ж, он мог опоздать. Мог пропустить инструктаж и краткую историю Независимой Автономной Станции Терраформирования «Тильда-1». Он же был представителем Администрации! Так к нему и обратились – как к официальному лицу.

– По какому праву вы подвергаете нас опасности?

Со своего кресла поднялась женщина средних лет, собранная, боевитая, по виду чиновница или профсоюзная активистка. Она говорила с очень сильным китайским акцентом. Но всё равно предпочла русский – официальный язык «Тильды-1».

«А не выбрали ли её представительницей салона?» Время у них было.

– Вы обязаны изолировать андроида! Как вы осмелились допустить его в помещение, где находятся несовершеннолетние?! – она сделала шаг к нам.

Точно – активистка. Специалистка! Умеет подбирать слова.

– Он не представляет действительной угрозы, – отозвался Нортонсон, переходя на ту же канцелярщину. – На него оформлено разрешение, допускающее его присутствие…

– Мы ознакомились! – перебила активистка. – Но этот документ не имеет абсолютной силы. На единичных выборах меня назначили представительницей пассажиров этого корабля. Я имею право опротестовать ваше разрешение! И я заявляю, что допуск андроида в салон возможен при согласии не менее семидесяти пяти процентов присутствующих людей!..

«В капсулах даже удобнее, чем здесь, – подумал я. – Раньше все летали в капсулах, пока СубПортация не стала безопасной. Чего Нортонсон упёрся?»

Упёрся: голова наклонена вперёд, мышцы плеч напряжены. В такой же позе – посреди прохода между рядами – возвышалась активистка… Нет, выбранная представительница. Профессиональная защитница прав. Должно быть, и выборы предложила, и с моим документами ознакомилась.

Неприятно, но справедливо. Во всех отношениях.

Я успел просмотреть недавнюю историю «Тильды-1». Там было всего лишь восемнадцать погибших – и все из ОБ, коллеги Нортонсона. То есть не гражданские. Взрослые. Бунт «бэшек» не нанёс существенного урона. Незначительные проблемы с освещением – всё, что осталось. На других станциях последствия были серьёзнее. Вдобавок СубПортация на «Тильду» открывалась через полмесяца после «Кальвиса». Количество желающих перевестись на везучую станцию превысило лимиты кораблей. В следующий сеанс ситуация повторилась. «Рим» – последний из трёх транспортников этого направления – был набит под завязку. Кто знает, что будет через два года…

Каждый человек имеет право жить там, где ему хочется. Ограничения накладывала вместимость кораблей да проходная способность СубПортов. Цена за билет равнялась – в среднем – году работы. И это без учёта льгот. Командировка, учёба, изменение в семейном положении – полно причин, по которым полёт становился бесплатным. Никакие экономические, социальные или культурные ограничения не могли остановить «волну», которая делала одни станции популярными и опустошала другие. Особенно когда повод у миграции очевиден.

И ничто не могло воспрепятствовать самоорганизации.

Люди не хотели видеть меня рядом с собой. Ожидаемо! И не обидно: так сложились обстоятельства. Для них. И для меня. Поэтому, слушая доводы «выбранной представительницы», я мысленно желал Нортонсону без существенных потерь поступиться своей гордостью. В этот раз будет не так, как он решил…

– Спасибо, – кивнул лейтенант, дождавшись, когда иссякнет поток слов. – Мне можно?

– Говорите, что хотите! – торжествующе улыбнулась женщина. – На моё решение это не повлияет.

– А я не с вами буду, – сказал Нортонсон и окинул взглядом салон.

Люди молчали, ожидая исхода ситуации. Даже дети присмирели, осознавая важность момента.

– Знаете… Я не ожидал, что буду заниматься этим, – вдруг признался лейтенант и откашлялся.

У него акцента, разумеется, не было. Идеальный русский язык, как в учебной программе. Но он смущался.

– Я был в командировке. У меня хватало дел! И тут пришёл приказ: сопровождай. Андроид. Какой-то там редкий класс. А мне какая разница? Всё равно андроид. Записан на Главу Станции, но мне всё равно. У меня пятеро… Пятеро в тот день. Погибли. Вся семья. Сёстры и братья. Мы все работали в ОБ, так получилось. И они… В общем, я мог запихнуть его в ящик. И ничего бы ему не было. И мне бы не было. Все бы поняли, что я боюсь. Все боятся! Только позор бояться, после того, как мои… Мои-то не испугались! Я посадил его рядом с собой. И долетел, ничего. И до дома буду лететь рядом. Если хотите запихнуть его в ящик, я буду в соседнем ящике. Мне не трудно. Хорошо?

Стало так тихо, что, несмотря на изоляцию, я расслышал, как по корпусу корабля ползают «муравьи», тестируя «Рим» перед СубПортом. Но мне, наверное, показалось. Проверка закончилась. Скоро мы отчалим.

– Предлагаю голосование, – сказала представительница и вернулась на своё место.

Её лицо слегка побледнело, но решимости не убавилось.

Нортонсон продолжал стоять у входа в салон. Я – рядом с ним. Я боялся посмотреть на него.

– Внимание, открывается голосование, – сообщил холодный неживой голос.