Александр Карнишин - Вся наша жизнь Страница 7

Бритва со скрипом врезалась в густые заросли жесткого рыжего волоса.

– Всё, я сказал, брей всё, – подал голос вроде бы дремавший в стороне лекарь.

И снова встал, и пошел по кругу, присматриваясь издали к Найфу. В костре трещали, сворачивались и дымили, сгорая, пряди волос.

– Та-а-ак. Присядь. Встань. Наклонись. Подними руки. Опусти… – лекарь все кружил вокруг, но уже ближе, ближе. – Ложись. На траву ложись, ничком.

И вдруг прыгнул на спину бродяге, ухватил снизу за подбородок, приподнял его лицо, в которое тут же уставилась арбалетная стрела ближнего стрелка.

– Открой рот. И не вздумай закрыть, пока не скажу! – палец лекаря оказался в раскрытом рту, пошел по кругу, как бы пересчитывая зубы, мазнул по деснам, выскочил наружу. Найф сплюнул, не скрывая отвращения.

– Не надо морщиться, я лекарь, руки у меня чистые. Одевайся. Медленно одевайся. И медленно, руки на затылке, иди к околице. Вон, у той избы тебя встретят.

Лекарь отвернулся и быстро пошел к селу, помахивая зажатым в руке ремнем с ножнами. В другой руке он нес бритву и ведро, прихваченное за дужку одним пальцем. Холщовая сумка бродяги свисала с его плеча.

– Эй, лекарь! Мои ножи! – как выплюнул в серую спину Найф.

– Не беспокойся, у меня ничего не пропадает, – не оглядываясь, ответил тот. И уже проходя между арбалетчиками, бросил:

– Повнимательнее с ним, ребята. Повнимательнее и поосторожнее. Эти ножи – все оружие, что у него есть. Понятно?

Ближайшая пара только переглянулась с удивлением. И этот бродяга прошел лес? Очень опасный человек.

Бритый наголо, с руками на затылке, шел он как-то странно, как будто не ходил очень долго. Запинался, иногда прихрамывал то на одну, то на другую ногу, вдруг покачивался, спотыкаясь, в сторону, но выправлялся, не падал, а продолжал движение к группе людей у крайней избы, которые смотрели на него в распахнутые настежь ворота. А сзади в спину смотрели четыре арбалета, повторяя все его движения.

– Молодой совсем, а? – удивился староста, повернувшись к лекарю.

– Молодой, да, – кивнул тот. – Но бывалый. Шрамов не много. Но есть. Тяжелых ранений не было. Татуировок нет. Знаков никаких нет. Оберегов и ладанок нет. Голову раньше брил, похоже, потому и побрился быстро, умело. Сильный. Очень сильный. Думаю, на руках с ним не всякий справится, особенно из молодых. Это не простой бродяга, так думаю.

– Да, уж, понятно, – вздохнул староста. – Простые-то через лес не пройдут. Да и с таким именем еще… Эх, если бы не с юга…

– Да, – кивнул лекарь. – Тогда все было бы проще.

Все было бы проще, если бы не ночной бой, и если бы не с юга, не с той стороны, куда ушел враг, пришел этот бродяга. Пристрелили бы, если бы не знал нужного слова, а там уже и вещи осмотрели спокойно, и сволокли бы его тело в яму. Теперь же придется говорить. И в обмен за информацию – договариваться. А он опасный. Он не простой…

Хранилище

Было то время, которое даже осенью не назовешь уже ранним утром. Обитатели хранилища давно поднялись, и завтрак, по давней традиции подаваемый в общем зале-столовой, был съеден, но до обеда было еще далеко. Солнце поднялось над лесом, и уже ощутимо пригревало.

– Старый?

– Староста?

– Старый, ты как всегда у нас в курсе всего?

– Да, так обо мне говорят иногда.

– И что ты скажешь мне, Старый?

– Нам не страшны никакие конные. Хранилище неприступно, и ты это хорошо знаешь.

– А что ты скажешь, когда конные сожгут наше село? Твое хранилище останется, да. Но никто не приедет к вам торговать.

– Торговля есть всегда, староста! Торговля – двигатель всего! Конные сами придут торговать с нами.

– Или они пойдут дальше на север, оставив засаду против твоих караульных…

– Может быть и так. Но, о чем мы сейчас говорим? Ты спросил, я ответил. Да, я знаю о конных и ночном бое. Да, я знаю о ваших потерях. Да, я знаю о новом договоре твоего села со свободными. И ты знаешь, что я все это знаю. Но это никак не касается хранилища и хранителей. Так?

Два старика сидели на лавочке, вбитой неподалеку от ворот хранилища. Простая, почерневшая от времени деревянная лавка, на которой обычно сиживали те, кто ждал чего-то от хранителей. Один был высок, бледен и худ, другой приземист, широк, крепок, тяжел, с темной от загара кожей, и только совершенно седая короткая борода выдавала его возраст. У ворот, полукольцом охватывая лавочку и прикрывая приоткрытые ворота, стояли с арбалетами наготове несколько хранителей в форменных темных одеждах.

– Старый…

– Да ты говори, староста, говори…

– Старый, они ведь с юга пришли. Ты понимаешь это? Ведь, все не так, как готовились, как ждали…

– Да. С юга. А что на это говорят свободные?

Они беседовали, даже не поворачивая голов друг к другу. Одинаково устало опущенные плечи, одинаково поджатые под лавку ноги. Одинаковый взгляд усталых от бессонной ночи прищуренных глаз куда-то в сторону опушки темнеющего неподалеку леса. Староста пошевелился, глянув в сторону своих людей, которые неторопливо таскали товар с телег, запряженных быками, в первый зал хранилища.

– Ну, что – свободные… Свободные пришли нам на помощь, хоть договора с ними у нас не было…

– Мы тоже пришли на помощь. И у нас, вспомни это, нет договора с селом…

Староста вздохнул. Его взгляд уперся в землю у собственных сапог.

– Свободные сказали, что конные прошли через лес. Старой дорогой.

– И они пропустили конных, – утвердительно кивая на каждом слове, произнес глава хранителей.

– Нет, Старый. Свободные просто не смогли их остановить. У свободных большие потери.

– Что? Ночью, на старой дороге, в лесу… И они не смогли их остановить?

– Так они говорят, – пожал плечами староста.

– А вы, значит, такой же ночью отбились от тех, кого в лесу не смогли остановить свободные? – губы Старого скривились в саркастической улыбке. – Селяне теперь – лучшие бойцы в округе, так? Пора дружинников в караульные набирать, так? Сколько хоть было их, этих конных? А?

– Не знаю. Точно не знаю.

– А мои говорят, что немного их было… Совсем немного. Понимаешь?

– …По следам, вроде, тоже так думаю – не много… Может, так себе мыслю, разведка это?

Они помолчали немного, думая над этим.

– У нас есть погибшие, Старый. И среди погибших – свободные. Они пришли и бились вместе с нами. В нашей земле – их кровь. Мы будем платить им за помощь. Сегодня они получат часть урожая.

Солнце пригревало все сильнее. Повозки постепенно освобождались от грузов. Охрана становилась спокойнее.

– Староста, зачем ты вызвал меня сюда? Что еще ты хочешь мне сказать? Договор твоего села со свободными не касается хранителей.

– Старый, я пришел к тебе, потому что свободные утверждают, что хранители – их кровные враги.

– Это так, – усмехнулся, подтверждая, Старый. – У нас кровь.

– Они требуют, чтобы мы прекратили торговлю с вами. Вот, почему я здесь.

Хранитель поднял голову и в первый раз за встречу посмотрел прямо в глаза старосте. Тот подтвердил кивком то, что только что было произнесено вслух.

– А ты хорошо понимаешь, что это значит, староста? Ты понимаешь, что у вас не будет больше наших учителей, наших лекарей. У вас не будет нашей одежды. В неурожай мы не поможем вам, как бывало раньше, своими запасами. Ты понимаешь, что мы запремся, как это уже было, затворимся и снова будем ждать? Мы можем ждать долго, очень долго. Мы умеем ждать.

– Старый, я все понимаю. Но надо же что-то делать. Пока хуже всех – только нам.

– Это так, – покивал головой, как старая птица, Старый.

Они помолчали еще, греясь в лучах поднявшегося над горизонтом солнца.

– А что ты скажешь о бродяге? – теперь уже Старый начал очередной раунд переговоров.

– Это человек патруля. Так он сам сказал.

– Да? – живо повернулся Старый. – И патрульного, выходит, свободные тоже пропустили через лес? Так, значит? Становится все непонятнее и все страшнее для меня, староста. Я не люблю, когда так много непонятного.

Староста пожал мощными плечами:

– Правда, сержант, вроде, не сразу признал за своего… А он, бродяга этот, Найф, – староста произнес это имя, сморщившись, как от горького лекарства. – Он не говорит, как прошел через лес. Он просто хочет идти на север. Он просит, чтобы его скорее пропустили. И он всё твердит о конных, которые копят силы на юге, за лесами.

– Угу, угу… Копят, копят… А свободные нам раньше ничего такого не говорили… И кто из них теперь лжет? И для чего? Пугает? Зачем?

Они снова посидели молча, обдумывая еще раз, что уже сказано, что еще стоит спросить.

– Скажи мне, пока мы одни. Скажи честно, – Старый прямо посмотрел в глаза старосты. – Сколько свободных убито в этом бою? Ты говорил, у них потери… Ты говорил, их кровь в вашей земле…