Утро морей - Влада Ольховская Страница 7

— Я, — подтвердила Клещенко. — А вы, простите, кто?

— Меня Вероника Михеева зовут, я журналист… Не с вашего портала, просто знаю вас.

— Меня многие знают. Так почему мое присутствие здесь так удивительно?

— Это же вечеринка на тему замгарина… Как-то странно…

Красноречие редко подводило Нику, но сегодня оно решило взять выходной. Момент был вдвойне неудачный — с учетом того, что перед ней сидела глава крупного портала. Сейчас Люде Клещенко полагалось бросить что-нибудь стервозно-презрительное и уйти, а она не двинулась с места.

— Странно, что я тоже принимаю замгарин?

— Спасибо, — выдохнула Ника. — Я не нашла ни одного способа сказать это корректно.

— Да уж, в наши дни корректность — все. Поэтому мне и нравятся эти вечеринки — здесь люди обычно расслабляются и не истерят над каждым словом. Давай на ты, мы все-таки одного возраста.

Это было не самое точное заявление — Клещенко выглядела лет на десять старше. Однако указывать на это Ника не собиралась и просто кивнула.

— Да без проблем.

— Вот так-то лучше, — усмехнулась Люда. — А кто вообще принимает замгарин?

— Я не задумывалась об этом.

— А еще журналист!

— Культурный обозреватель, — уточнила Ника.

— Тем более должна знать. Уж кто-кто, а наша «культурка» первой подсела! Замгарин — это способ подавить волнение и тревогу. А кто испытывает тревогу в первую очередь? Люди творческие. Люди с высоким интеллектом. Люди сложные.

— Да, пожалуй, так.

— Точно так, — отрезала Люда. — Эта тревога, как правило, следствие повышенных требований к себе и к миру. Если человек прост, как доска, ему и уверенности не занимать. Вот какой-нибудь работяга… Будет ли он думать о своем месте в мире и во вселенной? Да ни за что на свете! У него жизнь нехитрая: поработал, женушку свою подмял, детей выгулял. Но творческие люди… У нас все по-другому.

Ника не стала указывать, что даже на этом собрании она видела не только представителей творческих профессий. Если она хотела побольше узнать о замгарине, ей сейчас было выгоднее слушать.

— И ты знаешь, кто все это устраивает? — Ника обвела рукой зал кафе.

— Естественно! Замгарин — это ведь не только про инновации. Это еще и про культуру общения. Он убирает агрессию, зависть, ненужное соперничество. Что тогда остается? Только творчество, тяга к искусству. Эти встречи могут стать отличной площадкой для будущего сотрудничества. Вот взять хотя бы тебя и меня… Ты никогда не хотела работать на мой портал?

— Хотела, — призналась Ника. — И даже пару раз пыталась, но дальше тестового задания не прошла.

— Ого!

— Что, так странно, что пыталась?

— Так странно, что сказала правду, — указала Люда. — Выгоднее было бы изобразить недотрогу и заявить, что не ты бегаешь за работой — работа бегает за тобой.

— Эта ложь легко опровергается. А ложь, которая легко опровергается, — это уже брехня.

— Знаешь, а ты мне все-таки нравишься! Хочешь плюшку для самооценки?

— Можно.

— Ты не получила работу, не потому что с тобой что-то не так. Ты и не могла ее получить.

— В смысле?

— Да мы эти вакансии просто так вывешиваем, — рассмеялась Люда. — Ты представляешь, сколько получают наши девочки-журналистки? Да за такую работу люди убивать готовы! Не хватало ее еще какой-то непонятной шпане поручать.

Ника постаралась припомнить статьи с портала. При всей его популярности, тексты писали явно не духовные наследницы Достоевского.

— Кто-то же работать должен, — заметила она.

— У наших сотрудников есть дети, сестры и братья, друзья и знакомые.

— Если говорить коротко и по существу, кумовство?

— Да, — без тени смущения или раздражения подтвердила Люда. — Но оно выгодно обеим сторонам.

— Я понимаю, чем это выгодно им, но порталу…

— Нам нужны проверенные люди. Те, кому можно доверить всю правду — какой бы она ни была. Кто подаст в эфир нужные кусочки этой правды. Через вакансию, размещенную для всех, этого не получишь. Так что никто твои тестовые задания не читал, они сразу в корзину отправлялись.

— Да уж, меня это невероятно бодрит… — проворчала Ника.

— Но шанс поработать у нас у тебя все же будет. Держи. — Люда достала из кармана визитку и протянула ее собеседнице.

— Но я же не из своих.

— Но проверку прошла, я своему чутью доверяю. А теперь пойдем, послушаем, что там за музыкантов выволокли. Тоже, кстати, ребятам шанс дали, потому что правильные решения принимают!

Потому что начали использовать замгарин… Это, с одной стороны, нечестно и все-таки отдает сектантством. А с другой стороны, Боря действительно стал выглядеть и играть лучше. Так может, Даша была права и эти встречи стоит посещать?

Ника сжала визитку, лежащую в кармане, и улыбнулась. Она еще не получила работу. Никто не гарантировал, что это вообще случится, и все же Нику не покидало ощущение, что это действительно начало чего-то нового, большего… Она наконец-то обрела то, что уже перестала искать.

* * *

Макс любил своего сына. Но очень быстро выяснилось, что любить Франика на расстоянии куда проще.

Имя еще это дурацкое, Франик… Макс-то своего сына Димой назвал. Но когда это было? До развода, когда они еще пытались играть в семью. Потом они разошлись, возможностей пить стало больше, и Макс с готовностью воспользовался ими. Эвелина тоже воспользовалась — тем, что ей досталась фактически неограниченная власть над их сыном. Первым делом она поспешила переименовать его из Дмитрия в Франциска.

Макс на такое согласия не давал и подозревал, что это незаконно. Он для проформы порычал и пообещал подать в суд. Эвелина насмешливо заметила, что он не сумеет достаточно долго продержаться трезвым для суда. Она оказалась права. Хотелось пойти на принцип и во время их редких встреч называть сына Димой, но Макс понимал, что это будет жестоко по отношению к ребенку.

Он видел сына раз в месяц, может, два, три раза были редкостью. А теперь Эвелина с таким зачастила, и Франик оставался у него минимум раз в неделю.

Сначала Макс, конечно же, обрадовался. Вот оно, то, чего он хотел с самого начала и что не позволил бы ему ни один суд! Возможность наладить контакт с сыном, показать, на что он способен… А в десять лет Франик сам решит, с кем из родителей останется, и выберет отца.

Так что в теории это был отличный план, в котором сразу что-то пошло не так. Мальчик оказался гиперактивным: он был везде, казалось, что этот ребенок не бегает, а телепортируется. Запреты он не воспринимал как явление, и от этого веяло фирменной Эвелининой политикой вседозволенности.

Проблемой стало еще и то, что при