Пробуждение каменного бога - Филип Хосе Фармер Страница 7

Глаза Авины широко раскрылись. Был полдень, и ее зрачки казались черными щелочками на фоне голубых озер. Она приоткрыла рот и провела своим розовым остреньким язычком по темным губам.

— Прости, Повелитель, но зачем тебе делать то, о чем ты сейчас сказал? — спросила она.

Улисс не думал, что она поймет, если он станет объяснять концепции жалости и сострадания. Не то чтобы в ней не было этих качеств. Она казалась очень чувствительной, нежной и сострадательной по меркам своего народа. Но для нее вагарондиты были даже хуже животных.

Он не мог презирать ее за это. Его собственный народ — онондага и сенека — отличался точно таким же образом мыслей. Равно как и другие его предки — ирландцы, датчане, французы, норвежцы.

— Скажи мне, — попросил он, — разве не правда, что вагарондиты тоже считают меня своим богом? Разве они не совершили свой великий набег только для того, чтобы перенести меня в свой храм?

Авина хитро взглянула на него.

— Ты же бог — кому и знать, как не тебе? — ответила она.

Он нетерпеливо взмахнул рукой:

— Сколько раз я тебе уже говорил, что мои мысли тоже окаменели. Я до сих пор многого не помню, хотя и не сомневаюсь, что мне удастся все восстановить в памяти. Зато я отлично понимаю, что вагарондиты — мой народ в той же мере, что и вуфеа.

— Что?! — вымолвила Авина и потом добавила тихим голосом: — Мой Повелитель?

Она была потрясена.

— Когда бог наконец обретает речь, он не всегда говорит то, что от него ожидали услышать, — произнес Улисс. — Если бог говорит только то, что и без него всем известно, какой от него прок? Нет, бог видит дальше и глубже любого смертного. Он знает лучше, что нужно его народу, даже если тот так слеп, что не может сказать, что со временем окажется хорошим, а что — плохим.

Наступила тишина. В комнату влетела муха, и Улисс подивился, до чего живуча эта зараза. Вот если бы у человечества было достаточно здравого смысла, то… Но тут ему подумалось, что вряд ли человечество обладало здравым смыслом. Даже в 1985-м казалось, что голод и загрязнение окружающей среды уничтожат всех людей до единого. Похоже было, что из всего человечества случайно уцелел только он. А вот обычная домашняя муха процветает, равно как и ее дальний родственничек таракан, буквально наводнивший деревню.

— Я не понимаю, чего мой Повелитель этим достигнет, — сказала Авина, — и почему старинные жертвоприношения, которые удовлетворяли моего бога много веков подряд и против которых он никогда не возразил ни единым словом…

— Молись о том, чтобы тебе было даровано понимание, Авина. Слепота, как ты знаешь, может привести к смерти.

Авина закрыла рот и кончиком языка облизала губы. Он осознал, что туманные утверждения вызывают только панику, заставляют опасаться самого худшего.

— Иди и скажи вождям и жрецам, что я хочу держать совет через время, которое понадобится человеку, чтобы не торопясь обойти вокруг деревни. И скажи рабочим, чтобы не стучали по крыше, пока мы будем держать совет.

Авина вскочила и выбежала из зала, и в течение пяти минут все сколько-нибудь значительные лица племени, что были не заняты охотой, собрались в храме. Улисс уселся на громадный холодный гранитный трон и объяснил, чего он, собственно, хотел. Они казались ошеломленными, но возразить не посмел никто.

— Наш Повелитель, так что же ты в действительности хочешь получить от такого союза? — спросил Аифира.

— С одной стороны, я хочу прекратить эту бесполезную резню. С другой, я стремлюсь отобрать из вуфеа и вагарондитов лучших бойцов для похода против Вурутаны.

— Вурутаны! — забормотали они в страхе и ужасе.

— Да, Вурутаны! Вы удивлены? Разве вы не ожидали исполнения древнего пророчества?

— О да, Повелитель, — сказал Аифира. — Вот только теперь, когда время приспело, колени у нас трясутся, а кишки ушли в пятки.

(По мнению вуфеа, средоточие храбрости находилось именно в кишках.)

— Я поведу вас против Вурутаны, — сказал Поющий Медведь. Правда, он не знал, каков собой Вурутана и что нужно сделать, чтобы одолеть его. Он постарался выудить побольше сведений, никак не выказав своего невежества. Он полагал, что никакое «окаменение мыслей» не извинит его забывчивость по отношению к Вурутане. Это извинение годилось для вещей маловажных, но Вурутана был чем-то настолько значительным, что он не смог бы забыть и малейших деталей. Так, по крайней мере, считали вуфеа.

— Вы пошлете гонца в ближайшую деревню вагарондитов и расскажете им о моем решении, — сказал он, предоставив им самим вырабатывать стратегию приближения к злейшему врагу. — Скажите, что я скоро нанесу им визит и что мы доставим пленников вагарондитов, если они, конечно, обеспечат нам безопасность, и там их освободим. А вагарондиты освободят всех вуфеа, какие только у них имеются. Мы будем держать большой совет, а потом пойдем в другие деревни вагарондитов и проведем там собрания. Я выберу бойцов вагарондитов. Я хочу сопровождать вас, и потом мы пересечем равнину и пойдем в поход против Вурутаны.

Внутри храма было светло. Обе двери были открыты, а большая дыра в крыше на другом конце оставалась еще не заделанной. Можно было отчетливо различить выражение лиц вуфеа, покрытых короткой, лоснящейся шерстью, и взгляды, которыми они обменялись. Их глаза — голубые, зеленые, желтые, оранжевые — казались кошачьими и зловещими. Их хвосты извивались из стороны в сторону, выдавая волнение, охватившее вуфеа.

Они ждали, что он поведет их на истребительную войну против вагарондитов. Теперь он проповедовал мир и, что хуже всего, им предстояло разделить своего бога с бывшими врагами.

— Ваш настоящий враг — Вурутана, — сказал Поющий Медведь, — а не вагарондиты. Идите и делайте, что я велел.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Неделей позже он вышел через северные ворота на хорошо утоптанную тропинку между садами и полями кукурузы. Старики, молодые бойцы, оставленные охранять деревню, самки и детеныши следовали за ним, крича и размахивая руками. За ними шагало двое вуфеанских музыкантов — прямо как в семьдесят шестом году, подумал он, — барабанщик и флейтист