Александр Беляев - Небесный гость Страница 7

— Напрасно беспокоитесь, Иван Иванович. Ветер так шумит, что мы сами себя едва слышим, — сказал Аркусов. — На чем же или в чем мы полетим? В водяной лодке?

— На велосипеде, — сердито ответил Тюменев. Он уже решил не брать Аркусова в путешествие и отделаться от него при первой возможности.

Аркусов встал, как оратор, переступил со здоровой ноги на больную, поморщился и снова уселся в старенькое кожаное кресло.

— Мое мнение таково, что эта экспедиция не что иное, как собрание двадцати способов покончить с собой. Вот вы, Иван Иванович, перечисляли, что может произойти с водяной планеткой, оторвавшейся от земного шара. И ведь каждый описанный вами случай грозит нам неизбежной гибелью. Малейшая ошибка в вычислениях Архимеда — и вместо того, чтобы направиться к планете Бета, мы помчимся на вашем водяном пузыре в глубины вселенской бездны и умрем с голоду, или оледенеем, или же изжаримся, упав на Солнце, — не знаю, на каком огне это будет приятнее, на голубом или же на красном. Или же наша…

— Словом, вы отказываетесь? — спросил Тюменев.

— Нет, я еще не отказываюсь, — возразил Аркусов. — Но я хочу знать все условия, взвесить все шансы. Позвольте мне продолжать. — Итак, мы можем вовсе не упасть на Бету. Затем нам предстоит лететь вместе с водяной планеткой через мировое пространство. Что же будет с нею и с нами во время этого перелета? Все это надо продумать заранее. Не рассеятся ли все атомы воды и воздуха в мировом пространстве с его абсолютной пустотой? Не превратится ли водяная планетка в пар под влиянием лучей Солнца? Или, быть может, наоборот — и наша водяная планетка и мы сами превратимся в кусок льда. Изучены ли эти вопросы? И какой получен ответ?

Но допустим, что мы благополучно пролетели через небесное пространство и вступили в сферу притяжения планеты Бета. Разве мы не рискуем разбиться при спуске? Наконец, предположим, что мы благополучно высадились на планету Бета. Что ожидает нас там?

— Это уж вам лучше знать, вы ее изучали, — ответил Тюменев.

— Да, я изучал ее. Я установил, что масса Беты составляет немного меньше одной восьмой массы Земли, что там имеется атмосфера, близкая по составу к атмосфере Земли, но с несколько большим количеством кислорода, что температура там выше земной, что, наконец, там имеется вода. Вот и все или почти все, что возможно было узнать о Бете. Но есть ли там растения и съедобны ли они или ядовиты? Какие живые существа встретят нас — какие насекомые, страшные звери, быть может, люди? Какие опасности…

— Вы правы. Вы совершенно правы, Аркусов, — сказал Тюменев несколько взволнованно, поднялся, прошел по кабинету, как будто случайно подошел к двери, прислушался, зашагал из угла в угол и начал говорить вполголоса:

— Наша экспедиция таит в себе не двадцать, а тысячу смертельных опасностей. И вам нужно не семь, а семьдесят семь раз отмерить, прежде чем отрезать. Если бы я мог лететь один, я, не задумываясь, пожертвовал бы своею жизнью, чтобы вырвать у природы еще одну тайну и передать ее людям. Но мы обязаны и ради себя и тем более ради других принять все необходимые меры предосторожности. Да, наша экспедиция очень рискованное предприятие, и все же я не собираюсь прыгать в небо очертя голову. Я сам еще не раз проверю вычисления Архимеда. Если водяная планетка действительно должна упасть на Бету, задача наполовину решена. Межпланетный полет я считаю наименее опасным этапом путешествия. Как именно мы полетим, об этом я подробно расскажу вам, когда выяснятся некоторые обстоятельства, от которых зависит судьба всего путешествия. Что же касается спуска на Бету, то он, при наличии атмосферы, не так уж опасен, как кажется вам, Аркусов. Опытные полеты на ракетах доказали полную возможность спускаться со стратосферных высот на парашютах. Я считаю, что наша экспедиция не рискованнее первых экспедиций на полюс. Зато какие могут быть результаты! Мы сделаем такие наблюдения, которые просто неосуществимы в земных условиях. Я наметил обширную программу научных работ в мировом пространстве — изучение солнечной радиации, астрономические наблюдения, изучение космических лучей… Мы сделаем открытия величайшей важности. Мы обогатим науку. И вы обессмертите свои имена, если вас и это интересует. Наша новейшая радиостанция, ультракороткие волны которой пробивают все ионизированные слои атмосферы, передаст наши сообщения на Землю из глубины небесного пространства.

Таким образом, наша задача — научная цель экспедиции — будет выполнена. Человек на звезде! О такой возможности не мечтали даже фантасты. Вот этими самыми ногами мы будем ходить по траве новой планеты, сверкающей сейчас на нашем ночном небе в виде маленькой звездочки. Вот этими самыми глазами, — он прикоснулся к очкам, — мы увидим новые пейзажи, новые горы, новые леса, новые растения, новых интересных животных, быть может, и новых интересных людей, и обо всем этом сообщим на Землю.

Как расширятся наши знания о Вселенной! Стоит ли ради этого рисковать? Думайте же, думайте, решайте и говорите ваш ответ.

— Мы едем с вами, Иван Иванович, — ответил Аркусов. — Едем, если даже будет только один шанс против тысячи остаться в живых. Но мне хотелось бы иметь ответ еще на один, последний вопрос, вы все время говорили о дороге туда, на Бету, но еще ни одного слова не сказали об обратном пути, о возвращении с Беты на Землю. У вас, конечно, имеется вполне разработанный план?

— План? Возвращение на Землю? — спросил Тюменев, как будто его разбудили, оторвав от прекрасных сновидений. Нервно потер руки, прошелся по кабинету, постоял, прислушиваясь, возле двери, подошел к молодым астрономам и сказал тихо, но раздельно:

— Мы… никогда не вернемся… на Землю. Вот именно! — И, словно рассердившись на себя за минутную слабость, почти крикнул: — Что же вы молчите? Вы устрашены? Знайте же, с вами или без вас, но я лечу на Бету!

— Да-а, — протянул Аркусов. — Это совершенно новое обстоятельство. Я соглашался лететь, если есть хоть один шанс против тысячи остаться в живых. Но остаться вечным пленником этой планеты, покинуть Землю навсегда, покинуть друзей, родных, близких, покинуть все привычное, любимое, дорогое… Нет, воля ваша, Иван Иванович, но на это я не могу решиться, — сказал Аркусов.

Наступило тягостное молчание. Старый астроном сердито шаркал ногами по ковру, словно отбрасывая с пути невидимые камешки.

Ветер шумел и свистел над крышей. Аркусов сидел в кресле нахмурившись, обхватив руками колено больной ноги. Турцев перебирал в своем портфеле листки бумаг, испещренные математическими знаками. Проходила минута за минутой, никто не начинал говорить.