Константин Циолковский - Приключения атома Страница 7

Жизнь в растениях и подобную же жизнь в низших существах атом уже испытал, и это не может быть нам интересно.

Для жизни в зверях и домашних животных ему предстояло 200 миллионов лет. Но к тому времени животных уже не могло быть, так как тогда, воцарится во всей славе могущественный человек, не оставив месте для низшей жизни из сострадания к ней (и из доводов разума). Остаётся для нашего атома только восторжествовавший, усовершенствовавшийся, преобразившийся, могучий человек. Он так распространится по Земле, так будет густо населено, что время возникновения атома в этом совершенном населении сократится в несколько тысяч раз и окажется не больше миллиона лет. Но и через такой промежуток времени ничего несовершенного на Земле уже не будет.

Момент смерти субъективно сливается с моментом новой жизни. Такова судьба среднего атома: возникнуть в совершенной и блаженной жизни через миллион лет, минуя жизнь несчастных животных и несчастного современного человека. Дожидаться только, кажется, придётся немного долго. Для живых это долго, ибо только для них течет время, а для «Я», в небытии, оно проходит, как мертвый сон, как обморок, как миг.

Всякий атом, в среднем, возникает, как будто через мгновение после разрушения тела, в котором он жил. Момент смерти, субъективно, сливается с новой славной жизнью.

Но не погаснет ли Солнце к тому времени и не исчезнет ли жизнь даже совершенного человечества? Не останется ли наш атом не причём? Не судьба ли его пребывание в нирване вечно!

И это не плохо, потому что небытие есть покой, – ничто, который гораздо лучше половины современной человеческой жизни (угасание – старость). (Если нас и привязывает тогда жизнь, то только потому, что представление о смерти ложно-ужасное).

Но, во-первых, Солнце не погаснет, ибо ему предстоит ещё многие миллионы лет пылающего состояния, во вторых, – солнц бесчисленное множество и мудрое существо сумеет ими воспользоваться, в третьих, – совершенное человечество найдёт возможность чрезвычайно сократить миллионный период небытия, в четвертых атом или его части силами природы переселяются на другие планеты Вселенной и там возникают.

Мы говорим о среднем атоме, о вероятных периодах, которые не обязательны для всех «Я», т. е. для всех атомов.

Избранный нами атом принадлежал именно к тем немногим атомам, для которых средние сроки не оправдались, а исказились самым невероятным образом.

Через очень короткий промежуток времени он попал в тело улитки; но это была та же растительная жизнь. Самая смерть улитки не причинила ей страданий.

После этого, ещё скорее, он по счастливой случайности, попадает в ряд насекомых и живёт их жизнью. Блески Солнца, движения, насыщение, превращения, половая жизнь – проходят чисто механически. Самая смерть показалась дремотой усыпления. Не проходит и нескольких лет, как «Я» оживает в новой гостинице – в мозгу зайчика. Жизнь его шла, как человеческий сон, неразумно, бессвязно. Крохотные радости чередовались с неприятными ощущениями голода, холода и страха. Не дожив до старости, заяц попадает на зубы волку. Это было совсем нехорошо. Страх всё поглотил, даже уничтожил боль.

Опять таки по случайности, атом наш оставался в мозгу до его распадения, что вообще не бывает: одни атомы природы испытывают радость молодости, другие горечь старости, а некоторые и муку смерти или новизну зарождения того или другого животного.

Через два дня атом попал в мозг вороны. Опять было что то вроде сна. Трава, тепло, пищеварение, страх, боль, муки смерти: всё это было без взаимной связи, без памяти о прошедшем, без мысли о будущем. Она не испытывала чувства унижения, страха смерти (до рокового удара) и множества других чувств, свойственных только человеку. Но ужасные физические страдания при убое она испытала вполне.

От смертных страданий человека эти мучения отличались отсутствием точки, происходящей у человека вследствие погасания ярких образов сложной человеческой жизни, от погасания высших идей, привязанностей. Вообще они были в десять раз слабее мучений человека. Но они всё же были и могут достаться на долю всякого существа. И это служит для него предостережением: милосердие к животным также необходимо, разумно и выгодно, как и к самому себе.

Жизнь того же «Я» через несколько десятков лет вперед от нашей эры

Центральная Россия. Село. Весна. Приблизительно, наш атом родился, или, точнее, воплотился на этот раз в 2.000 году. Село состояло из сотни хорошеньких домиков и нескольких общественных зданий: для собраний, хранения орудий и провизии, школы и т. д. Улицы были хорошо вымощены, посередине их тянулась аллея из высоких тенистых деревьев. Солнце не затемнялось ими и свободно и весело освещало внутренность домиков.

Расположение домиков в разных деревнях было довольно разнообразно: то в один ряд, то в два, по 50 в каждом, то квадратом по 25, со внутренним двором, то окружностью со внутренним садом и с диаметром в 300 сажен. А то часто, во избежание общего пожара и с гигиеническими целями, отдельно друг от друга, на равных расстояниях, с деревьями в промежутке. Была экономия места. Каждый домик с двором и садом занимал около 100 кв. сажень (4 ара), все – 10.000 (4 десятины). Получался квадрат со стороною только во 100 сажен, занятый этими домиками вместе с садами и промежуточными дорожками. Стройка и расположение их зависело и от климата и от формы местности. Дома были построены большею частию из искусственного камня.

Наш атом был в мальчике. Мать была здорова и выкормила его своею грудью. Домик был удобен и просторен. Не было угару, было тепло зимой и прохладно летом. Было сытно. Мать не оставляла ребенка, отец отправлялся на общественные работы: летом в поле, зимой в мастерские, на фабрику. Обязательная работа не была трудна и не продолжалась долее 8 часов. Остальное время отдавалось семье, свободному труду, размышлению, чтению, отдыху, обществу, развлечениям, – кто как хотел.

Дома, орудия, здания, скот – всё было общественным – принадлежало селу. Вещи, утварь, орудия выдавались по мере надобности, величине семейства и его свойствам. За порчу вещей и неосторожное с ними обращение – судились.

Весь скот деревни содержался отдельно от дворов, на особых фермах. Там по очереди за ним ухаживали: кормили, поили, чистили, выгоняли в поле, на луг, доили, стерегли и т. д. Сырые продукты леса и скота перерабатывались также в особых мастерских: на дрова, простую мебель, бревна, доски, посуду, утварь, молоко, масло, сыр, незамысловатую одежду (зимнюю и летнюю), обувь и т. д. В мастерских пользовались силою ветряных мельниц, движением воды, электродвигателями, паровыми машинами и т. д., смотря по обстоятельствам. Всё это было самое простое. Чаще же ограничивались поправкой одежды, обуви, машин и т. д., так как множество предметов потребления производилось на особых фабриках. Скот не убивали, мясо не ели. Животные умирали, как люди, естественною смертью. Куры водились для яиц. Коровы – для молока, овцы – для шерсти, лошади для работы. Не было совсем собак; не было свиней, гусей, уток и других животных, которыми раньше пользовались больше всего ради их мяса. Кожей ещё пользовались, но без убийства. Стремились обойтись совсем без животных, но ещё не могли. Старых, слабых и бесплодных животных кормить было очень не выгодно и потому животными пользовались всё менее и менее.