Александр Беляев - Человек-амфибия (первоначальный, журнальный вариант романа) Страница 7

— А не думаешь ли ты, Бальтазар, что пещера может иметь два выхода: один — в залив, а другой — на поверхность земли?

Бальтазар об этом не подумал.

— Так надо подумать. Как это мы раньше не догадались осмотреть окрестности, — сказал Зурита.

И поиски были направлены в другую сторону.

Изучая окрестности, Зурита обратил внимание на высокую стену из белого камня, опоясывающую огромный участок земли, не менее десяти гектаров. Зурита обошел стену. Она изгибалась в виде подковы, концы которой выходили к морю. На всем ее протяжении он нашел только одни ворота, сделанные из толстых листов железа. В воротах была маленькая железная дверь, с прикрытым изнутри «волчком».

«Настоящая тюрьма — или крепость, — подумал Зурита. — Странно. Фермеры не строят таких толстых и высоких стен. В стене ни просвета, ни щели, через которые можно было бы заглянуть внутрь».

Кругом — безлюдная, дикая местность; голые серые скалы, поросшие кое-где колючим кустарником и кактусами. Внизу — залив.

Зурита несколько дней бродил вокруг стены и следил за железными воротами. Но ворота не раскрывались, никто не входил и не выходил через железную калитку, ни одного звука не долетало из-за стены.

Вернувшись вечером на палубу «Медузы», Зурита спросил Бальтазара:

— Ты знаешь, кто живет в крепости над заливом?

— Знаю, я спрашивал уже об этом индейцев на фермах. Там живет Сальватор.

— Кто он, этот Сальватор?

— Бог, — ответил Бальтазар.

Зурита в изумлении высоко поднял свои черные, пушистые брови.

— Ты шутишь, Бальтазар?

Индеец едва заметно улыбнулся.

— Я говорю то, о чем слышал. Многие индейцы называют Сальватора божеством, спасителем.

— Отчего же он спасает их?

— От смерти. Они говорят, что Сальватор держит в своих руках жизнь и смерть. Он может делать чудеса. Хромым он дает новые ноги, — хорошие, быстрые ноги, слепым — глаза, зоркие, как у коршуна. Он даже воскрешает мертвых, и они открывают глаза и начинают есть, пить и радоваться солнцу…

— Каррамба! — проворчал Зурита, подбивая пальцами снизу вверх усы. — В заливе — «морской дьявол», над заливом — бог, чародей… Не думаешь ли ты, Бальтазар, что «дьявол» и «бог» могут находиться в дружбе?

Бальтазар тряхнул головой, как бы отгоняя назойливую муху.

— Я думаю, что нам надо поскорее убраться отсюда, пока наши мозги еще не свернулись, как скисшееся молоко, от всех этих чудес…

— Видел ли ты сам кого-нибудь из исцеленных Сальватором?

— Да, видал. Мне показывали человека, которому акула откусила ногу. Он побывал у Сальватора, и теперь этот человек бегает, как нанду[10]. У него новая, живая нога. Я видел воскрешенного индейца. Когда его несли к Сальватору, этот индеец был холодный труп, с раскроенным черепом и мозгами наружу. Теперь он живой и веселый. Женился после смерти. Хорошую девушку взял… И еще я видел детей индейцев…

— Значит, Сальватор принимает у себя посторонних?

— Только индейцев. И они идут к нему из близких и далеких мест: с Огненной Земли и Амазонки, Параны и Ориноко.

Получив эти сведения от Бальтазара, Зурита решил съездить в Буэнос-Айрес. Там ему удалось узнать еще кое-какие подробности о Сальваторе. Зурита не ошибся, предположив, что Сальватор — доктор, который лечит индейцев и пользуется среди наиболее невежественных племен славой чудотворца. Зурита обратился, к знакомым врачам и узнал от них, что Сальватор не простой врач, но профессор, притом талантливейший и даже гениальный хирург, хотя человек с большими чудачествами, как многие выдающиеся люди.

Имя Сальватора широко известно в научных кругах Старого и Нового Света. В Америке он прославился своими чрезвычайно смелыми хирургическими операциями. Когда положение больных считалось безнадежным и профессора отказывались производить операцию, — вызывали Сальватора. Он никогда не отказывался. Его смелость и находчивость были беспредельны. За время империалистической войны он был на французском фронте, где занимался почти исключительно операциями по трепанации[11] черепа. Не один десяток тысяч человек обязаны ему своим спасением.

После заключения мира он уехал к себе на родину, в Аргентину. Хотя корыстолюбцем он никогда не был, однако, своей практикой Сальватор нажил огромное состояние. Он купил большой участок земли недалеко от Буэнос-Айреса, обнес его огромной стеной, — одно из чудачеств профессора, — и поселился там, прекратив всякую практику и занимаясь исключительно научной деятельностью в своих прекрасно оборудованных лабораториях. Единственно, кого он лечил и принимал — это индейцев, которые называли его вторым богом, сошедшим на землю.

Все эти сведения дополняли и подтверждали то, что узнал Зурита от Бальтазара.

Зурита удалось узнать еще одну подробность, касающуюся жизни Сальватора. На том месте, где сейчас находятся обширные владения Сальватора, до войны стоял небольшой дом с садом, также обнесенный каменной стеной. Во время отсутствия Сальватора, уезжавшего на войну, дом этот сторожили негр и несколько огромных собак. Ни один человек не пропускался этими неподкупными стражами во двор.

В настоящее время Сальватор окружил себя еще большей таинственностью. Он не принимает к себе даже бывших товарищей по университету.

Собрав все эти сведения, Зурита решил:

— Если Сальватор — врач, он не имеет права отказаться принять больного. Почему бы мне и не «заболеть»? Я проникну к Сальватору под видом больного, а там — там мы посмотрим!

Он отправился к железным воротам, охранявшим владения Сальватора и начал стучать. Стучал долго и упорно, но ему никто не открывал. Взбешенный Зурита взял большой камень и начал бить им в ворота, подняв шум, который мог бы разбудить мертвых.

Где-то далеко за стеной залаяли собаки, послышались мягкие шаги, и волчок в двери приокрылся.

— Что надо? — спросил кто-то на ломаном испанском языке.

— Больной, отоприте скорей! — ответил Зурита.

— Больные так не стучат, — спокойно ответил тот же голос и в волчке показался чей-то глаз. — Доктор не принимает.

— Он не имеет права отказать в помощи больному! — горячился Зурита.

Волчок закрылся, шаги удалились. Только собаки продолжали неистово лаять. Зурита, истощив весь запас ругательств, вернулся на шхуну и заперся в своей каюте.

Жаловаться на Сальватора в Буэнос-Айрес? Но это не приблизит к цели. Зурита трясло от гнева. Его черным усам грозила серьезная опасность, так как в волнении он немилосердно дергал их, и они опустились вниз, как стрелка барометра, показывающая низкое давление.