Андрей Имранов - Восход над Шалмари Страница 7

– Семён Астраханцев? – спросил шадрик.

– Да, – ответил Семён и удивился: насколько он помнил, у шадриков начать разговор с малознакомым или незнакомым человеком без традиционного приветствия означало оскорбление. «Я, наверно, должен обидеться, – подумал Семён, – только как, интересно, это должно выражаться? Сразу в морду или подождать немного? А если сделать вид, что ничего не случилось, вдруг вообще обнаглеет?…»

Решил просто сдвинуть брови и отвечать сухо, хотя и сомневался, что чужой заметит разницу. Незнакомый шадрик протянул какой-то предмет:

– Возьми. Оска-аир сказал тебе передать.

Семён взял. Предмет оказался чем-то вроде топорика. Скорее декоративного или ритуального назначения, нежели боевого. Рукоять, похоже, костяная, была на две трети заполнена какими-то письменами. Заострённое в виде клюва металлическое лезвие отливало зелёным. Семён сразу забыл о недавнем намерении отвечать коротко и разговор не поддерживать – у него вдруг появилась куча вопросов:

– А…

Спина шадрика мелькнула в дверях, двери закрылись, и спина пропала. Семён застыл перед столиком с кружкой пива в одной руке и топориком – в другой. Вроде бы закончить разговор без традиционного прощания означало неменьшее оскорбление. Догнать гада, что ли? Семён мрачно посмотрел на кружку пива в руке, быстро выпил и пошёл домой. Настроение было испорчено.

Утром, собираясь на работу, Семён прихватил топорик с собой. Наверняка эта штука должна была что-то означать, и это что-то следовало выяснить. Семён долго раздумывал, показать ли его шефу, и, в конце концов, собрался показывать. «Уж про топорики-то ихние я знать ни фига не обязан, – решил он. – Что я им, Миклухо-Маклай, что ли?»

От проходной целеустремлённо топали по своим делам два шадрика, вчерашнего грубияна среди них не было, а один из них, кажется, пару раз сиживал за столом вместе с Оскаром. Семён приветственно помахал рукой, но шадрики сначала уставились на него, как кролики на удава, а потом рванули прочь самым быстрым шагом. Причём один (не тот, которого Семён видел с Оскаром) всё время оборачивался. «Чего это они? – удивился Семён. – Дикие какие-то». Сплюнул и пошёл дальше.

Шеф стоял в коридоре рядом с дверью и разговаривал с высоким раушем.

Рауши вообще все высокие и худые, но этот был выше всех, виденных ранее Семёном. Случись тут в коридоре тренер какой-нибудь баскетбольной команды – потерял бы сон и аппетит. Разговаривали, как ни странно, не на русском, а на каком-то гортанно-рычащем языке, явно чужом. ВэВэ выглядел встревоженным, рауш, как показалось Семёну, тоже. Хотя чёрт их разберёт, этих чужих. Шеф увидел Семёна, кивнул приветственно и показал руками, дескать, подожди, уже заканчиваем.

Рауш сделал изящное движение, вроде пожатия плечей (ВэВэ повторил и неплохо), повернулся и пошёл по коридору в сторону портала. ВэВэ задумчиво смотрел ему вслед.

– Проблемы какие-то, Владимир Вячеславович? – поинтересовался Семён.

– Да вроде бы нет, – повернулся к нему ВэВэ. – Так, то ли готовится чего-то, то ли… Откуда это у тебя?

От тона, которым был произнесён вопрос, Семёну сразу же захотелось оказаться в командировке. Желательно заграничной. Похоже, показывать шефу топорик всё же не стоило.

– Оскар передал, – не стал отпираться Семён.

– Вот так вот сам и передал? – спросил шеф почти ласково.

– Нет, послал кого-то из своих. Редкостного, кстати, хама.

Шеф обхватил голову руками, прислонился к стене и горестно посмотрел на Семёна:

– Сёма, вот только этого мне и не хватало для полного счастья. Ну и ну… Какого хрена ты в это ввязался?

– Во что ввязался? – спросил Семён возмущённо, хотя уже желудком чувствовал: да, ввязался.

– Пошли. – ВэВэ ухватил Семёна за рукав и потянул внутрь лаборатории. Подвёл к книжному шкафу, схватил незнакомую Семёну книгу, быстро нашёл нужную страницу и ткнул в руки: – На, читай.

Четверть страницы занимала фотография топорика, с первого взгляда видно – родного брата того, что выглядывал у Семёна из пакета. Рядом шёл текст: «Кшиахн-х'ала [k?ia: n-h'^la] „оружие возмездия“ (лееф.)– ритуальное оружие племён северной части Хаксали и Акейнского полуострова (Танатос), разновидность клевца. Применяется для нанесения «удара милосердия» в поединках мести (см. «Алайе-ки»). На рукояти, изготавливаемой из кости, мягкого металла или твёрдых пород дерева, вырезаются имена тех, кому мстит хозяин К. После совершения мести над кем-либо, находящимся в списке, его имя помечается буквой «айш» (от лееф. «айше» – «был»). При гибели хозяина К. передаётся по наследству, наследник при этом должен внести в список виновника(ов) гибели. Если гибель хозяина К. произошла в результате поединка мести, правила предписывают убийце самому внести своё имя в список и передать К. наследнику убитого. Месть считается завершённой, когда на рукояти К. не остаётся места для вписывания новых имён и все имеющиеся имена помечены буквой «айш». Такой К. считается предметом гордости и сокровищем рода, тщательно охраняется и передаётся по наследству. Поговорка «У них в тиаме десять К.» (тиам – дом старейшины) указывает на древность и почитаемость рода. Размеры и форма К. чётко определены в пределах племени».

– Вот это ни фига себе, – сказал Семён. – Во Оскар даёт! Хотя, это что же получается: его – того?

– Вероятнее всего, так. Не думаю, чтобы он стал с этим шутить.

Семён задумался, ожидая ощутить горечь потери – всё-таки Оскар был для него больше, чем просто знакомым, но чувствовал только удивление. Прочитанный текст был чем-то, относящимся к Средневековью и диким племенам – подсознание никак не хотело объединить его с Оскаром, пьющим «Балтику» в кафе «Светлана». Семён достал топорик из пакета и принялся разглядывать рукоять.

– И где тут буква «айш»? – поинтересовался он. – И кстати, имя – это одно слово или несколько?

– Вот. – ВэВэ указал на волнистую чёрточку. – И имя – это одно слово.

– Ну дела, – сказал Семён. – А вот этих… восьмерых я, стало быть, должен замочить, так, что ли?

– Именно так, – кивнул ВэВэ. – То есть никого ты, конечно, мочить не будешь, надеюсь, у тебя хватит ума это сообразить. Томагавк свой давай сюда, пригодится в качестве экспоната. Кто-нибудь тебя с ним видел, кроме… того, кто передал?

Семён виновато кивнул:

– Когда я из автобуса вышел, из дверей два шадрика выходили. Я ещё удивился, чего это они такие дёрганые, а теперь думаю: видимо, заметили. Да ещё этот рауш, с которым вы разговаривали в коридоре, мог увидеть.

– Что Илнейал мог увидеть, это не страшно. А вот те двое – хуже. Всё-таки слишком ты беспечен, Семён. Нет бы завернуть в тряпку какую-нибудь или газету.