Айрис Мердок - Под сетью Страница 7

Я в нерешительности остановился у двери. Ненавижу входить в комнату, полную народу, и чувствовать, как к тебе оборачивается целая портретная галерея незнакомых лиц. Я уже готов был повернуться и уйти, но потом, мысленно махнув рукой, все же вошел. Комната была битком набита молодыми людьми; они говорили все разом и пили чай, но относительно лиц я напрасно беспокоился - никто, кроме самого Дэйва, не обратил на меня внимания. Дэйв сидел в углу, немного в стороне от схватки, и, увидев меня, поднял руку важным жестом патриарха, приветствующего давно ожидаемое знамение. Я не хочу сказать, что по внешности Дэйв напоминает иудейского патриарха. Он уже начал понемножку толстеть и лысеть, у него веселые карие глаза и пухлые руки, говорит он чуть гортанным голосом и английским владеет не вполне свободно. Финн сидел рядом с ним на полу, прислонившись к стене и вытянув ноги вперед, как жертва уличной катастрофы.

Я пробрался между каких-то безусых юнцов, перешагнул через Финна и пожал Дэйву руку. Финна я дружески поддел ногой и уселся на край стола. Какой-то юноша машинально передал мне чашку чаю, не переставая говорить через плечо. Я расслышал: "_Должно быть_ в конечном счете возвращает нас к _есть_". - "Да, но к какому _есть_?"

- Здесь, я вижу, все идет по-старому, - сказал я.

- Естественное проявление человеческой энергии, - ответил Дэйв, слегка нахмурясь. Потом он дружелюбно посмотрел на меня. - Я слышал, ты попал в переплет, - сказал он, немного возвышая голос над общим криком.

- В некотором роде - да, - осторожно сказал я, прихлебывая чай. С Дэйвом я никогда не раздуваю своих неприятностей - он относится к ним с насмешкой и без капли сочувствия.

- Я бы на твоем месте поступил на работу, - сказал Дэйв. Он кивнул на высокую белую стену больницы за окном, совсем близко. - Им там всегда нужны санитары. Ты мог бы стать даже братом милосердия. Или взять какую-нибудь работу на часть дня.

Дэйв вечно мне это советовал, почему - не знаю; казалось бы, меньше всего я мог последовать именно такому совету. Думаю, что он делал это отчасти для того, чтобы позлить меня. Для разнообразия он иногда расписывал мне, как привлекательна должность надзирателя при малолетних преступниках, или фабричного инспектора, или учителя начальной школы.

Я поглядел на стену больницы.

- Ради спасения души?

- Вовсе нет! - гневно возразил Дэйв. - Все ты носишься со своей душой. Как раз для того, чтобы думать не о своей душе, а о других людях.

Я понимал, что Дэйв в чем-то прав (хотя не нуждался в его указаниях), но не представлял себе, что сейчас можно предпринять в этом смысле. Финн бросил мне сигарету. Он всегда старался как-нибудь незаметно защитить меня от Дэйва. Насущной задачей было найти подходящее жилье, и, пока этот вопрос не был решен, остальное не имело значения. Чтобы сводить концы с концами, мне нужно все время писать, а в бездомном состоянии я ничем не могу заняться.

Я допил чай и отправился потихоньку обследовать квартиру Дэйва. Гостиная, спальня, запасная комната, ванная и кухня. Запасную комнату я изучил подробно. Окно ее тоже смотрело на стену больницы, которая в этом месте подходила чуть ли не еще ближе. Комната выкрашена в худосочный светло-коричневый цвет, обстановка спартанская. Сейчас здесь были свалены пожитки Финна. Ну что ж, бывает хуже. Я разглядывал гардероб, когда вошел Дэйв. Он отлично знал, что у меня на уме.

- Нет, Джейк, - сказал он. - Категорически нет.

- Почему?

- Нельзя двум таким неврастеникам жить вместе.

- Ах ты, старый удав! - сказал я. Дэйв никакой не неврастеник. У него вместо нервов канаты. Я, впрочем, не стал спорить, меня и самого этот проект не слишком увлекал - из-за Иеговы и Троицы. - Раз ты меня выселяешь, - сказал я, - тебе следует хотя бы выдвинуть какое-нибудь конструктивное предложение.

- Ты еще и не вселялся, Джейк, - сказал Дэйв, - но я подумаю.

Дэйв знает, что мне нужно. Мы вернулись в большую комнату и снова окунулись в шум голосов.

- Может, попытаться у дам, нет?

- Нет, - сказал я. - Это уже все было.

- Иногда ты мне противен, Джейк.

- Чем я виноват, что у меня такая психика? Ведь свобода - это в конце концов только идея.

- Это из третьей "Критики"! - прокричал Дэйв кому-то через всю комнату.

- Да и каких дам? - спросил я.

- Я твоих женщин не знаю, - сказал Дэйв, - но если ты навестишь одну-другую, кто-нибудь, возможно, подаст тебе хорошую мысль.

Я почувствовал, что мое общество будет приятнее Дэйву после того, как я сумею где-нибудь обосноваться. Финн, который теперь лежал головой под столом, внезапно произнес:

- Попробуй у Анны Квентин. - Финн иногда проявляет просто сверхъестественную интуицию.

Это имя вонзилось в меня, как стрела.

- Не могу, - сказал я и добавил: - Что-что, а это невозможно.

- Значит, все еще так, - сказал Дэйв.

- Вовсе не так. К тому же я понятия не имею, где она живет. И я отвернулся к окну. Я не люблю, когда по моему лицу о чем-то догадываются.

- Ну, поехал! - сказал Дэйв. Он хорошо меня знает.

- Давай другую идею, - сказал я.

- Другая идея, что ты дурак, - сказал Дэйв. - Обществу следует взять тебя за шиворот, встряхнуть хорошенько и заставить выполнять какую-нибудь полезную работу. Тогда вечерами ты мог бы написать толковую книгу.

Было ясно, что Дэйв в плохом настроении. Шум в комнате усиливался. Я задвинул ногой свой чемодан под стол, рядом с Финном.

- Можно оставить его здесь?

Кто-то спросил: "А откуда вы знаете, какое ваше "я" настоящее?"

- Можешь оставить и чемодан и Финна, - сказал Дэйв.

- Я тебе позвоню, - сказал я и ушел.

Мне все еще было больно от имени, которое произнес Финн. Но сквозь эту боль теперь звучала причудливая мелодия; серебряная дудочка звала меня за собой. У меня, конечно, не было ни малейшего намерения разыскивать Анну, но хотелось остаться одному с мыслью о ней. Я смотрю на женщин без мистики. Мне нравятся женщины в романах Джеймса и Конрада - они похожи на цветы, про них пишут "безыскусственность, глубина, доверчивость, покой". Особенно здорово звучит "глубина": порхающие белые руки и глубока, как море. Но в жизни я таких женщин не встречал. Я люблю про них читать, но ведь читать я люблю и про Пегаса и про Хрисаора. Женщины, которых я знавал, часто бывали неопытны, косноязычны, легковерны и простодушны; но я не вижу оснований называть их глубокими за те свойства, которые в мужчине мы бы определили как поглощенность собой. А когда они хитрые, то обманывают себя и других примерно так же, как мужчины. Это тот же обман, в котором мы все участвуем; только женщину роль, которую ей приходится играть, иногда выводит из равновесия немножко больше, чем мужчину. Как туфли на высоких каблуках, из-за которых постепенно смещаются внутренние органы. Все эти воображаемые глубины мне противны до чрезвычайности.