Леонард Карпентер - Путь воина Страница 7

Конан представлял себе, что скажет Эльгиос, если попросить его выудить чудовище со дна Хорота, а потом разрешить Конану порыться в его внутренностях. Но ничего другого из того, что мог предоставить этот человек, он попросить у Эльгиоса не мог.

- Капитан Эльгиос, - обратился Конан. - У вас набрались деньги на наш залог?

- У вас не хватает, о, по меньшей мере двух драхм за каждого, прикинул Эльгиос.

, - подумал киммериец. Он пожал плечами:

- Как пожелаете. Но я бы хотел вам напомнить вот о чем. Зверь, которого я убил...

- Это вы так говорите.

- ...которого я убил, - повторил Конан. Его тон лучше всяких слов рассказал о дальнейшей судьбе Эльгиоса, если тот снова в лицо назовет киммерийца лжецом.

- Зверь, которого я убил, - продолжал Конан, - похоже, неплохо порезвился среди ваших здешних прибрежных жителей. Они не забудут моей услуги и не останутся неблагодарными. К тому же я пролил толику своей крови, а один из моих бойцов погиб.

- Погибший был обыкновенным вором, за его голову объявлена награда еще до того, как он присоединился к шайке Карелы! - проворчал Эльгиос.

- Мне об этом ничего не известно, - вежливо ответствовал Конан. Эльгиос, похоже, ведать не ведал о связях с Карелой Рыжей Ястребом самого киммерийца, и казалось самым лучшим и дальше оставить его в неведении.

- Но мне известно-таки, что этот человек был связан со мной клятвой, и я ему пусть кое-чем да обязан. Что вы скажете, если я предложу списать убийство зверя в счет залога, за меня и весь мой отряд?

- Скажу, что вы оскорбляете законы Аргоса, - отрезал Эльгиос. - Они простые, но строгие.

- Так же как и представления селян о справедливости, - заметил Конан. Они прослышат о том, что нас выгнали взашей, словно нищих, после избавления их от чудовища. Им это не понравится, они станут рассказывать об этом всякому, у кого есть уши. Так что скоро в Аргосе услышат о капитане Эльгиосе и Воителях с Великого Моста. Думаете, вашему Дому придется по вкусу слушать такое?

Жадность и здравый смысл вступили в отчаянную битву, попеременно сменяя друг друга на широком лице капитана Эльгиоса. Наконец он хлопнул ладонью по луке седла. Вид у него был такой, словно он с удовольствием плюнул бы под ноги Конану, но не посмел.

- Отлично, - согласился он наконец. - С деньгами вопрос решен. Но предупреждаю вас: в пределах одного года со дня вашего въезда в Аргос вас вполне могут счесть задолжавшими залог. И могут также запретить заниматься определенными видами работ.

- Как пожелаете, - отозвался Конан. - Но если так, то я попрошу еще кое-что. Любой из моих людей, кто пожелает остаться здесь в деревне, может так и поступить.

Киммериец прекрасно видел, какими взглядами провожают некоторые кондотьеры деревенских бабенок, и знал, что найдутся желающие остаться. А также знал, что если они останутся, то окажутся в хорошем месте для получения любых новостей из Офира и передачи их по Большой Дороге дальше в Аргос.

Эльгиос покачал головой, полусердясь, полузабавляясь:

- Капитан Конан, я думал, что у киммерийцев весь ум в мече. Никак не думал увидеть одного из них торгующимся, как купец на базаре в Шеме!

- Вы сомневались и в том, что киммерийцы моются! - ответил Конан. Может, мне остаться и растолковать вам еще что-нибудь насчет моего народа?

Эльгиос по крайней мере обладал умением посмеяться над собой.

- Сомневаюсь, что мое достоинство выдержит подобные уроки. Соберите своих людей, тех, что направляются в Аргос, и приготовьте их, пока мой писец оформит грамоту о залоге.

Конан сделал иранистанский жест уважения, подняв открытую ладонь.

- Слушаюсь и повинуюсь, капитан Эльгиос.

Глава 2

Госпожа Ливия, глава и наследница Дома Дамаос, проснулась с ощущением, что случилась беда.

Она не знала, что именно, и заливавший ее спальню серый свет ничего не показывал ей. Она зарылась под легким стеганым одеялом, пока из-под него не остались видны только глаза, а затем снова обвела быстрым взглядом спальню.

Это было не мелкой задачей. Хозяйская спальня во дворце Дамаос сошла бы за большой зал для жилищ поменьше. Покрытый фресками, изображавшими облака и орлов, потолок поднимался столь же высоко, как мачта рыбачьей лодки. Выходившие в сад окна закрывали ширмы из вендийского тика, инкрустированные не только слоновой костью с Черного Побережья, но и более редкой костью снежных демонов из Ванахейма. Там, где пол не скрывали иранистанские ковры, виднелась сложная мозаика, изображавшая сотнями привлекавших и удерживающих взгляд красок цветы, никогда не произраставшие, и зверей, неизвестных природе.

Ливия предпочла бы уютные удобства комнаты в малом крыле дворца, где она провела свое детство. Вместо того чтобы заставить ее почувствовать себя истинным главой Дома Дамаос, переселение в эту гулкую гробницу спальни только напомнило ей, что она едва ли больше чем ребенок.

- Я должна забыть это, чтобы выполнять свой долг главы нашего Дома, убеждала она Резу, главного дворецкого, - разве не разумней будет позволить мне остаться там, где я чувствую себя удобно, так, чтоб я могла сохранять самообладание?

- Злые языки примутся болтать, что теряете самообладание, - заверил Реза с фамильярностью старого слуги. - И это лыко поставят вам в строку, наряду с вашей молодостью.

- Мне полных девятнадцать лет, возраст вполне достаточный для главы Дома, - отрезала Ливия.

Реза чуть улыбнулся:

- Но вы ведь только что сказали, сударыня, что вы только-только вышли из детского возраста.

- Ах ты! - выпалила она, пытаясь найти слово, которое шокировало бы Резу. Миг спустя она поняла, что это бесполезно. Иранистанца по рождению, служившего некогда сержантом в туранской кавалерии, Резу не могло шокировать ни одно слово, каким его могла обозвать благородная дама Аргоса.

В конечном итоге она поступила так, как, по мнению Резы, требовало достоинство Дома Дамаос, и осталась в этой громадной спальне. Она даже спала в постели, служившей ложем ее отцу, хотя и холодновато было там спать одной молодой женщине, в постели, где места хватало для шестерых.

Выглядывая из-под стеганого одеяла, Ливия завершила изучение всего пространства спальни, какое ей позволяли видеть занавески на постели. И как раз пришла к выводу, что ее подозрения были необоснованными, когда ее заставил оцепенеть скрежет металла на мозаике.

Теперь рассвет позволил видеть ей сквозь занавески. В ногах постели стояло большое серебряное зеркало в раме из позолоченной бронзы. И теперь это зеркало двигалось, качаясь и скрежеща, но неуклонно приближаясь к правой стороне постели.

Ливия не могла поверить собственным глазам. Чисто инстинктивно рука ее нырнула под шелковую подушку. Сначала Ливия вытащила оттуда ночную рубашку из светло-желтого льняного полотна, а затем кинжал с крепким толстым турайским лезвием, насаженным на специально выделанную рукоять.