Говард Лавкрафт - Наследство Пибоди Страница 7

Между тем я не стал ждать приезда архитектора, чтобы узнать от него все эти подробности - в конце концов такого poдa происшествия должны были больше волновать его, чем меня, поскольку наем работников для усадьбы значился в условиях заключенного с ним контракта, но, следуя неизвестно откуда возникшему инстинктивному побуждению, отправился наверх в тайную комнату, прихватив с собой мощный электрический фонарь и вооружась твердым намерением покончить раз и навсегда со всеми загадками этого дома. Долго искать мне не пришлось - едва луч света упал в открывшийся проем двери, как по спинемоей пробежал холодок, - на полу рядом со следами, оставленными мной и архитектором во время нашего первого краткого визита, были отчетливо видны иные, еще более свежие следы; стало быть, некто - или нечто - посещал эту комнату совсем недавно, уже после нас. Следы были хорошо различимы, и мне не составило труда определить, что одни из них принадлежали босым ногам человека, а другие - я совершенно уверен - кошачьим лапам. Но наибольшее впечатление на меня произвел даже не сам факт чьего-то незримого присутствия, а то, что следы брали начало из северо-восточного угла комнаты, где, учитывая ее уродливо-абсурдную геометрию, не было достаточно пространства для передвижения не только человека, но даже и кота - под таким наклоном сходились в этом месте пол и крыша. И все же именно здесь, судя по следам, эти двое впервые появились в комнате, отсюда следы вели уже к черному столу, на котором я обнаружил последнее и самое жуткое свидетельство их пребывания; причем, увлекшись изучением следов, я заметил его лишь тогда, когда уже в буквальном смысле ткнулся в стол носом.

Поверхность стола была покрыта еще не засохшими пятнами какой-то темной жидкости. Небольшая - около трех футов диаметром - лужа этой жидкости скопилась и на полу; рядом с нею в пыли была видна отметина, оставленная не то валявшимся здесь котом, не то куклой или еще каким свертком. Я направил туда луч фонаря, пытаясь определить, что же это такое, затем посветил на потолок в надежде обнаружить дыру, через которую могли бы проникнуть капли дождя, но тут же вспомнил, что со времени моего первого прихода в эту комнату дождей не было вообще. После этого я опустил в лужицу указательный палец и поднес его к свету - жидкость была красной, как кровь - и одновременно я понял, что ничем иным кроме крови она и не могла быть. Каким образом оказалась она в том месте, я боялся даже предполагать.

К тому времени в голове моей теснилось множество самых ужасных догадок, но я пока не мог свести их к одному логическому заключению. Чувствуя, что здесь мне больше делать нечего, я задержался у стола еще на пару секунд лишь для того, чтобы прихватить с собой несколько толстых старинных книг и лежавшую чуть в стороне рукопись, и со всем этим быстро отступил из комнаты, пугавшей и подавлявшей меня своими немыслимыми изломами стен и демонической игрой светотени меж нависающих потолочных выступов. Очутившись, наконец, в более прозаической обстановке, я почти бегом направился в обжитую часть дома, прижимая к груди свою ношу и испытывая вместе со страхом нечто похожее на чувство вины.

Удивительно, но едва открыв принесенные книги, я пришел к убеждению, что каким-то образом уже знаком с их содержанием. И это при том, что я никогда ранее их не видал и даже не имел понятия о существовании трудов с такими названиями, как "Malleus Maleficarum" и "Daemonialitas"[2] Синистрари. Все они имели самое непосредственное отношение к черной магии и колдовству и содержали огромное количество разных древних легенд и магических заклинаний, обстоятельных описаний уничтожения колдунов и ведьм путем их сожжения, а равно описаний средств и способов перемещения нечистой силы - "среди коих наиболее частым является телесное перемещение из одного места в другое... в окружении бесовских призраков и фантомов, обыкновенно, как сами ведьмы в том признаются, посредством езды под покровом ночи верхом на зверях и чудищах самого невероятного обличья... либо просто ступая пешком по воздуху, выходя из невидимых глазу отверстий, созданных и существующих исключительно для их пользы и недоступных никому другому. Сатана собственнолично обволакивает сонными грезами душу человека, которым он пожелает завладеть, и направляет ее блуждать по одному ему ведомым адским путям... Они пользуются особой мазью, изготовленной по дьявольским рецептам и наставлениям из крови убиенных ими младенцев, каковой мазью они покрывают метловище или стул, обычно служацие им как орудия для перемещения; совершив указанное действо, они сей же час, будь то день или ночь, поднимаются в воздух, по желанию своему становясь недоступными для людских взоров либо же смущая оные зрелищем сего бесовского наваждения." Я не стал читать дальше, а, отложив эту книгу в сторону, взялся за Синистрари.

И почти сразу же мне на глаза попался отрывок следующего содержания: "Promittunt Diabolo statis temporibus sarificia, et oblaciones; singulis quindecim diebus, vel singulo mense saltem, nесеm alicius infantis, aut mortale veneficium, et singulis hebdomadis alia mala tes, incendia, mortem animalium...", подробно излагающий то, как ведьмы и колдуны в четко определенное время осуществляют ритуальные убийства детей или иные магические обряды, связанные с принесением человеческих жертв. Одно только чтение этих строк наполнило мою душу неописуемым смятением и тревогой, так что я оказался уже не в состоянии достаточно внимательно ознакомиться с остальными книгами, ограничившись лишь прочтением их заглавий - "Vitae sophistrarum" Евнапиуса, "De Natura Daemonum" Анания, "Fuga Satanae" Стампа, "Discurs des Sorciers" Буге и еще одной не имеющей заглавия работы Олауса Магнуса; обложки томов были обтянуты гладким черным материалом, который, как я определил уже позднее, был ни чем иным, как натуральной человеческой кожей.

Столь характерный подбор книг сам по себе уже выдавал наличие здесь чего-то большего, нежели простое любопытство и интерес ко всему, что касается магии и колдовства; я вновь убедился в том, что зловещие слухи о моем прадеде, в изобилии бродившие по Уилбрэхему и его окрестностям, не зря были столь живучи, ибо они имели под собой достаточно серьезные основания. Но книги книгами (о них, впрочем, могли знать очень немногие), а здесь было что-то еще. Что именно? Человеческие кости, спрятанные в простенке под тайником недвусмысленно намекали на страшную связь между поместьем Пибоди и чередой нераскрытых преступлений, с неумолимой регулярностью потрясавших всю округу в течение многих лет. Однако никаких конкретных свидетельств, могущих указать на причастность к этим делам Эзафа Пибоди, не существовало - по крайней мере, до настоящего дня. Значит, в образе жизни и поведении моего прадеда должны были присутствовать еще какие-то более очевидные черты - кроме его нелюдимости и той репутации скряги, о которой мне было известно еще в детские годы, - какие-то иные обстоятельства, что должны были связать в умах людей угрюмого отшельника с происходившими вокруг трагическими событиями. Я не рассчитывал найти ключ к этой загадке в содержимом тайной комнаты, но нужные мне сведения вполне могли оказаться в старых подшивках "Уилбрэхемской Газеты", имевшихся в местной библиотеке.