Джефф Вандермеер - Пиратское фэнтези Страница 7

«СЪЕСТЬ ЭЛИС».

Брэдли едва не отпилила себе пальцы резаком.

— Э… «Винни», э-э-э… Что ж, пожалуй, это лучше, чем стать мозгом в канистре. — Или задохнуться в скафандре, улетев в космос и так и не дождавшись Ми-Го.

Двойной световой сигнал. Но Элис не понимала, в чем ошибка. «СЪЕСТЬ ЭЛИС» — выглядело весьма недвусмысленно.

«ПОМОЧЬ ЭЛИС», — настаивала «Лавиния».

Брэдли согнулась в три погибели, выковыривая остатки схем регулятора из нервного узла.

«СПАСТИ ЭЛИС».

— Слопав меня?! Слушай, я знаю, что происходит с тем, что ты ешь, и это не лучший…

Она прикусила язык. Потому что действительно знала, что происходит с пищей «Лавинии». Абсорбация. Фильтрация. Переработка.

— «Винни»… ты считаешь, что сможешь спасти меня от Ми-Го?

Утвердительный сигнал.

— Съев меня? — повторила Элис. Необходимо удостовериться, что догадка верна.

Утвердительный сигнал.

Брэдли вспомнила зубы «Лавинии».

— Скажи мне, о какой части меня мы тут говорим?

«ЭЛИС», — ответил буджум. Последний пучок оптоволокна отправился в свободный полет. Трясущимися руками Черная Элис отключила соединительный кабель от скафандра и отшвырнула подальше. Может, попав в атмосферу какой-нибудь планеты, он станет для детишек инопланетян падающей звездой.

Надо решить, что делать.

По сути, выхода только два. Первый — вернуться в шлюз и узнать, берут ли Ми-Го пленных. Второй — спуститься в пасть «Лавинии».

Черная Элис не питала надежд относительно первого.

Она повернула голову, чтобы в последний раз посмотреть на сверкающую черную бесконечность космоса. Что ж, ничего другого не остается. Потому что если она поняла «Винни» неправильно, то худшее, что с нею приключится, это смерть. А это в сто световых лет приятнее, чем возможные предложения Ми-Го.

Черная Элис Брэдли любила свой корабль.

Она спускалась по левому борту, и «Лавиния» сопровождала ее огоньками, сгибала лопасти, расчищая путь. Элис обошла каждый глаз «Винни», и каждый подмигнул ей. А потом показалась пасть буджума, полная великолепных зубов.

— Пусть будет быстро, ладно, «Винни»? — только и сказала Элис и шагнула внутрь своего левиафана.

Осторожно продвигаясь между острыми как бритва зубами, Элис понимала, что смешно в ее положении беспокоиться о дырке в скафандре. Зев «Винни» напоминал скорее кристаллическую пещеру. Здесь не было ни языка, ни нёба — только отполированные, перемалывающие пищу камни. Которые, к удивлению Элис, не сомкнулись над ее головой. Такое впечатление, что «Винни» задержала дыхание.

Что-то вроде того.

Буджум внутри сиял или подсветил себя, чтобы Элис было комфортнее. Чем дальше, тем мельче и реже становились зубы, показался туннель. Глотка, решила Элис. Я внутри «Винни».

И тогда стены сдвинулись, и ее проглотили.

Запертая в жестком скафандре, она чувствовала себя пилюлей, пока пульсирующее давление перистальтики проталкивало ее по пищеварительной системе. А потом давление усилилось многократно, удушающее, жестокое… Резкая боль. Хруст ломающихся ребер. Раздавленные легкие.

Кричать в скафандре тоже противопоказано. С разорванными легкими Элис все равно не смогла бы сделать это как следует.

элис.

Она парила. В теплом мраке. Глубина, купель… Ей было хорошо. Покалывание между лопатками напоминало легкий лучевой ожог.

элис.

Кажется, ей знаком этот голос. Она попыталась ответить; рот заскрипел, зубы заскрежетали.

элис. говори здесь.

Она повторила попытку. На этот раз не ртом.

Говорить… так?

Вспышка живительного тепла позади. Она… шла по течению. Плыла. Чувствовала потоки на своей коже… Что-то со зрением. Она моргала и моргала, но все вокруг как в калейдоскопе…

Впрочем, смотреть было не на что, кроме звезд.

элис говори так.

Где я?

съесть элис.

«Винни». Голос «Винни», а не просто символы на дисплее шлема. Живой голос, с эмоциями и особенными нотками, и с эхом, ведь «Винни» огромна…

Ты съела меня, — сказала Элис и поняла вдруг, что оцепенение — это не следствие шока. Границы ее тела стерты и очерчены заново.

!

Согласие. Облегчение.

Я… в тебе, «Винни»?

=/=

Не отрицание. Скорее указание на неверность формулировки. Черная Элис ощущала тепло космоса, мимо проплывала огромная, щедрая звезда. Стремительные волны ее гравитации, и гравитации ее спутников… Элис огибала их, осязала их… И неслась все быстрее и быстрее прочь.

Я это ты.

!

Восторг осознания и неимоверное облегчение. Не мертва. В конце концов, не мертва. Просто… другая. Поглощенная. Заключенная в плоть корабля, заключенного в ней самой.

«Винни», куда мы?

прочь, — ответила та. И, нежась в ней, Черная Элис впервые могла оценить всю прелесть открытого космоса, глубокого космоса, движущегося все быстрее, по мере того как ускорялся буджум, рвущийся совершить первый гигантский прыжок в межзвездную тьму Большой Пустоты.

Они направлялись в неведомое.

Прочь, — повторила Черная Элис и велела себе оставить печали. Не горевать. Не сходить с ума. Это куда лучше, чем стать мозгом в канистре.

Тела членов экипажа уже переваривались в ней, и когда «Винни» прыгнула, Элис пришло на ум, что очень скоро напуганные астронавты начнут рассказывать по ночам новую жуткую историю — о загадочном исчезновении буджума «Лавиния Уэйтли».

РИС ХЬЮЗ

Как Щепкинс по волнам

Перевод А. Гузмана

Скоро он разменяет шестой десяток, наш Кастор Щепкинс, и для стереотипного валлийца это весьма почтенный возраст, если не сказать преклонный. Впрочем, Кастор с гневом отметает малейшие упреки в стереотипности. Не все же, мол, настоящие валлийцы питаются исключительно картошкой фри с пивом и как огня бегут любой работы, ответственности и физической нагрузки — нет, это всё его личные, щепкинсовские особенности, а то, что они совпадают с клише, — совпадение и есть, не более.

Впрочем, с возрастом его не все так просто, и возможно, что на самом деле Щепкинс вдвое старше, чем говорит, поскольку однажды случилось нечто невероятное и спутало карты — во всех смыслах. Он сидел в любимом пабе с двумя своими лучшими друзьями, Падди Делюксом и Одержимцем Харрисом, предвкушая очередную партию в покер и очередной выигрыш, немалый и неминуемый, когда возник спор о результатах прошлых игр, угрожая испортить весь вечер. Началось с того, что Падди пожаловался на состояние Касторовых карт. Вот как он сформулировал свои претензии: