Андрей Басов - Сказки старого дома Страница 7

— У них нет своего дома в Верне?

— Нет. По моим соображениям, сейчас молодой граф уже, наверное, в седьмой раз двинулся покорять принцессу Виолетту.

— Тоже претензии на королевский трон?

— Пожалуй, трон ему меньше всего нужен. Безнадежно и страстно влюблен. А скольких женихов он своими руками отвадил от принцессы, то это знают лишь королевский лейб-медик да местные костоправы.

— Экий завязывается узелок!

— Что-что?

— Ничего. Скажи-ка, любезный Кристофер, а где это ты научился так складно, совсем не по-крестьянски изъясняться?

— Так там же, в господском замке. Учили молодого графа, и я попутно тоже учился.

Незаметно за разговорами мы и оказались у городских стен. Кованые ворота широко распахнуты. А локтях в пятидесяти от них в стене низкая и широкая арка, забранная толстой решеткой. В проем арки ныряет не очень широкая, но, похоже, довольно полноводная река.

Проследив мой взгляд, Крис пояснил:

— В городе нет колодцев, но в каждый дом из реки приходит вода, — и чуть подумав, добавил: — и не только.

Что означает это "и не только", я понял чуть позже.

Двое стражников у городских ворот приветствовали нашего возницу как старого знакомца:

— Привет, Крис! Гони солентино за ввоз товара!

Возница нехотя полез в свой бездонный карман, но вдруг передумал:

— Я везу в город богатого иностранца. Стало быть, по закону мне положена от города награда в пятую часть его платы мне за провоз.

— Ладно, ладно, сколько он тебе заплатил?

— Пять солентино.

— Да ты с ума сошел! Где ты видел такие цены за попутный подвоз?

— Синьор, — произнес один из стражников, обращаясь ко мне, — сколько вы заплатили этому мошеннику?

— Еще не заплатил, но заплачу пять солентино, как только проедем городские ворота. Так уж договорились.

— Надо же, с невнесением пошлины за ввоз в город товара получается шесть солентино за час пути! Даже если ты вез попутчика от самой своей деревни. Проезжай скорее, пока мы тебя не поколотили за грабеж иностранцев!

Мы въезжаем в ворота и останавливаемся в тени городской стены.

Я вручаю Крису серебряную монету, которую он принимает с облегченным вздохом, и спрашиваю:

— Хочешь заработать еще одну?

— Еще бы! А что делать?

— Во-первых, мне нужна пища и пристанище на ночь, а ты упоминал что-то о родственнике жены — владельце таверны. Во-вторых, ты покажешь мне город. Согласен?

— Конечно. Только мне сначала нужно развезти товар.

— Вот и поедем вместе.

Крис тронул вожжи, и мы с грохотом и тряской покатили по выложенной булыжником мостовой. От широкой площади у городских ворот расходились веером три улицы локтей по 20–25 шириной каждая. Мы свернули в правую, полого поднимающуюся вверх. Грохот колес стал намного тише, а тряска почти пропала. Улица вымощена ровным, почти плотно подогнанным друг к другу желтоватым, тесаным камнем. Короткая трава, прорастающая меж камней мостовой, создает изящный, приятный глазу дорожный узор.

— Это улица ремесленников и торговцев. Она называется Рыночной, — пояснил Крис. — Каждая поперечная ей улочка принадлежит разным ремесленным цехам и торговым гильдиям. В Верне нет рыночной площади. Вместо площади — эта улица.

На улице чисто и спокойно, несмотря на обилие людей в похожих на театральные платьях и костюмах, двигающихся туда-сюда вдоль каменных и деревянных домов с лавками. Одни куда-то спешат, а другие останавливаются у лавок и придирчиво рассматривают выставленные товары. Мы сворачиваем на улочку с висящим на углу замысловатым железным сапогом и останавливаемся у третьего от угла дома. Крис соскакивает с повозки, и я тоже. Надо осмотреться, поразмяться.

Из дома выходит сухопарый старик в кожаном фартуке и подходит к повозке. Крис скидывает на мостовую несколько мешков. Старик развязывает один из них, вытаскивает из него коричневую шкуру, тискает, мнет ее, разглядывает на свету и даже нюхает. Наконец он удовлетворенно кивает головой и жестом приглашает нас войти в дом.

Большая комната со столом-прилавком. Запах кожи и, наверное, дегтя, которым намащивают дратву. По стенам полки с образцами кожи и готовой обувью. За распахнутой дверью в другую комнату видны несколько мастеров, сосредоточенно работающих шилом и молотком. Цены на кожи, видимо, оговорены заранее, и хозяин мастерской уже отсчитывает Крису монеты. Его взгляд случайно падает на мои кроссовки, и рука с очередной монетой замирает на полпути. Крис оборачивается, понимающе кивает и говорит старику:

— Иностранец. У них всё не как у нас.

Старик молча кивает, заканчивает расчет и подходит ко мне.

— Синьор не сочтет за оскорбление, если я униженно попрошу посмотреть его башмаки.?

— Не сочтет, не сочтет, — отвечаю я, мигом скидывая кроссовки.

Старик ставит их на прилавок и начинает сосредоточенно рассматривать, поворачивая из стороны в сторону, прощупывая и заглядывая внутрь.

— A-di-das, — прочитывает он по слогам, — Великий мастер этот Адидас! Нигде не видно прошивки подошвы, а легкость и мягкость какая! Словно воздушные. А кожа-то, а кожа-то верха какова! И подметка по твердости чуть ли не каменная и в то же время почти прозрачная. Шкура дракона?

— Не знаю, — честно признался я, — может быть.

— Продайте мне. Готов заплатить за это чудо две… нет, три дексты.

— Даже не просите!

— Четыре!

— Не могу — подарок.

Чуть ли не на бегу напяливаю кроссовки и вскакиваю на козлы. Крис уже там и подстегивает лошадей. Последнее, что успеваю заметить, — это чуть не плачущий старик-сапожник с выражением лица как у ребенка, которому только что не купили удивительную игрушку.

— Пять, — доносится нам вслед.

— Теперь куда? — спрашиваю Криса.

— К виноторговцам, — и в удивлении вертит головой.

— Пять декст! Надо же отказаться! Видно, ты и в самом деле не беден.

Молчу. Сворачиваем в улочку с виноградной гроздью на углу и сразу же останавливаемся. Из дома выскакивают пара здоровенных парней и без всяких разговоров пристраивают к повозке доски, скатывают три бочки, которые мгновенно исчезают в распахнутых воротах. Переваливаясь с боку на бок, из ворот выплывает фигура, сама похожая на бочку. Маленький, толстый и лысый мужчина степенно подкатывает к повозке и протягивает Крису деньги, которые мгновенно исчезают в его бездонном кармане.

— Теперь к портным — к Льюису, — и мы сворачиваем в улочку с гигантской иголкой на углу. Непривычная для человека советского мира чистота, обилие цветов на окнах и одна за другой — портновские мастерские и лавки торговцев тканями в непрерывном ряду. Подкатываем к одной из них. Я помогаю Крису снять с повозки оставшиеся мешки. Сами затаскиваем их в двери. На полках многоцветье маленьких и больших рулонов тканей и тонких кож, наверное, со всего света. Здесь тоже запах кожи, но приправленный уже не дегтем, а воском. У прилавка клиент в широкополой шляпе с пером беседует с хозяином — вероятно, самим Льюисом. А рядом наготове подмастерье с каким-то полосатым шнурком в руках.