Сергей Сухинов - Дворник Страница 7

Через минуту он уже сидел за секретером и с жадностью переворачивал очередную страницу. Что ждет его впереди?

Книга предложила ему небольшую интеллектуальную разминку - с десяток разнообразных тестов, которые он решил, не без труда преодолевая ленивую инерцию мозга. Но вскоре он опять почувствовал теплые потоки, подымающиеся вверх по позвоночнику, приятные уколы в затылке, и мозг вновь приобрел власть над ним.

Приведя Андрея в форму, Книга неожиданно отослала его к небольшой книжечке, лежащей на полке секретера. Андрей с недоумением перелистал плотные страницы еженедельника, испещренного чьим-то бисерным почерком (похоже, то был его "новый" почерк), нашел последнюю заполненную страницу и озадаченно прочел:

"15 октября: вторник. В 18.00 выступление на семинаре по прикладным вопросам диф. игр. В 20.00 приглашен на банкет, будут Родичев, Минелли и м.б. Алла. Выех. дом. не позднее 22.00!"

Последняя фраза была жирно подчеркнута красным карандашом, но не она поначалу привлекла внимание Андрея. Он был ошеломлен и несколько раз перечитал короткие отрывистые записи. Неужто через какие-то четыре часа он должен выступать на научном семинаре по диф. игр. (кстати, что это такое?!). И кто они, эти Родичев, Минелли и Алла?

Книга тут же прояснила ситуацию, отослав его к солидному блокноту лежавшему в секретере рядом с еженедельником. Это оказался некий "Индекс имен", составленный его собственной рукой.

Родичеву было отведено в "Индексе" две с половиной страницы, написанных, очевидно, в разное время - даже чернила встречались неодинакового цвета. Андрей узнал, что Родичев - это начальник лаборатории специальных проблем прикладной математики одного из крупнейших академических институтов, доктор физико-математических наук, лауреат и прочее, и прочее... Некогда они учились вместе с университете, вместе начинали работать, негласно соревнуясь друг с другом, но Андрей всегда опережал товарища на полшага - и по защитам, и по премиям, и даже по любовным успехам. После того как Андрей заболел и ушел из НИИ, лаборатория осталась Родичеву, и тот уже без препятствий пошел к следующему званию... Ладно, ладно...

Минелли. Гениальный математик из Генуэзского университета. Приехал в Москву на международный симпозиум. Намеревается встретится с ним, Андреем, "чьи ранние работы приводят меня в восторг" (цитата из газеты). На институтский семинар заманен Родичевым только при клятвенном обещании, что там будет выступать и "отошедший от науки по причине болезни Андрей Чернов".

Алла. Его первая и единственная любовь. Училась в университете на курс младше, влюбилась в него на третьем курсе, когда Андрей прослыл "новым Лобачевским". После того как Андрей женился на Надежде, дочери их декана, два года изводила его ревностью, а затем неожиданно вышла замуж за Родичева. Позднее они вновь стали встречаться (смотри тетрадь в синем переплете)...

Заинтригованный, Андрей было протянул руку к толстой синей тетради, но тут же вздрогнул от перезвона часов. Батюшки, уже два! Так, считаем - до города ехать тридцать минут на автобусе, потом еще десять минут (он взглянул в Книгу), нет, двенадцать минут на метро. А он еще совсем ничего не знает о себе как УЧЕНОМ. Что же будет, как он успеет за оставшееся время взобраться на Монблан своей научной специальности?

И тут он, уже без помощи Книги, вспомнил о своей удивительной способности растягивать время.

* * *

Андрей первым вошел в банкетный зал, нахально опередив сияющего Родичева, который вместе с заместителем директора института, седым одутловатым профессором Мухиным, нежно вел под руки слегка упиравшегося Минелли. Остальные гости - участники только что закончившегося семинара - шумной толпой, соблюдая определенную дистанцию, шли позади.

Пока распорядитель вместе с Родичевым приглашал всех за стол (на каждом стуле предусмотрительно было разложены картонные карточки с именами, написанными от руки изящным старинным почерком с завитушками), Андрей уже усаживался на приглянувшемся ему месте - на самом конце стола-отростка, уходящего от основного стола в уютную полутемь. Место было как по заказу для настроения Андрея - даже не "балкон пятого яруса", а просто "не удобное", за колонной. Такие места на банкетах обычно предназначаются для дальних родственников из числа наезжающих в Москву (чтобы больше не наезжали), или для горемык-аспирантов, сделавших большую часть работы за диссертанта, чтобы знали свое место и помалкивали.

Усевшись на мягком, чуть скрипучем стуле, он ради любопытства пробежал глазами по белому плотному квадрату и не удивился, увидев на нем свою фамилию. Что ж, усмехнулся он, по Сеньке и шапка. Могли и вообще не пригласить...

Воспользовавшись несколькими минутами замешательства в зале (каждый, как обычно, посчитал, что его посадили не там и не с тем), Андрей закрыл глаза и мысленно попытался восстановить весь ход дискуссии, возникшей на семинаре после его доклада. Вот он, раскрасневшийся от духоты, подчеркивает на доске огрызком мела последнюю формулу гамильтониана, вытирает чуть дрожащие руки носовым платком и, стараясь не смотреть в зал, подходит к кафедре. На ней заманчиво блестит стакан с водой, но он сдерживается, хотя во рту пересохло, и вопросительно смотрит направо, на председателя. Профессор Мухин вместе с секретарем семинара еще разглядывают его последние выкладки, на их лицах написано некоторое недоумение. Что ж, Андрей сам виноват - на семинарах такого уровня (да еще в присутствии таких корифеев, как Минелли) не принято лезть в густые математические дебри, а требуется по возможности просто и доступно изложить основные результаты работы, нажимая на их несомненную ценность для практики. А его почему-то повело...

Наконец морщины на лбу Мухина разглаживаются, он что-то со смешком бросает секретарю, а сам обращается в зал, невольно смотря на Минелли, севшего по собственной инициативе чуть ли не в последний ряд.

- Ну что ж, любопытно, любопытно... Я полагаю, можно приступить к обсуждению. Кто из уважаемых участников семинара (он снова смотрит на Минелли) желает высказаться?

Андрей берет себя наконец в руки и всматривается в лица присутствующих. Со многими сидящими в зале он работал долгие годы, но Книга познакомила его только с теми, с кем он был сейчас непосредственно связан по своему "самодеятельному творчеству". Родичев, сложив руки на полноватом животике, смотрит на него явно осуждающе и наверняка раскаивается в том, что взял риск на себя и выпустил Андрея после многолетнего перерыва на всеобщее обозрение. На его лице легко было прочесть нечто вроде: "Э-эх, промашка вышла... Все-таки человек немного не в себе после болезни, вот и сорвался. Надо было выпустить какого-нибудь молодого кандидата, тот бы отбарабанил результаты как "отче наш" и ушел целым и невредимым..." А что думают остальные? В зале наберется пять-шесть головастых мужиков, читающих любой математический экспромт с листа, и в зале есть Минелли. Сейчас начнут спрашивать, сейчас..."