Андре Грилей - Последняя планета Страница 7

— Все-таки он выполняет свои функции, — Симус поднял руки, словно прося пощады.

— Будем надеяться, что уже не долго осталось. Итак, на чем я остановилась? Ах, да, мы научились ненавидеть, но и научились любить. Мы поем, когда нам плохо, и плачем, когда мы счастливы. Мы смеемся и пьем, мы занимаемся любовью после пробуждения, и плачем, и снова пьем; часто не выполняем супружеских обязанностей…

— Все это просто ужасно…

— Итак, — сказала она более натянуто, — взвешивай все «за» и «против». В любом случае, культурные контакты с распадающейся утопической общинностью… — она порылась в бумагах, — кажется, наши учителя именно этот термин применяли, да. Сильно сказано, не правда ли?.. Между, как я сказала, разлагающейся общинностью, и неисправимыми — дай-ка я взгляну, да — анархистами-индивидуалами чреваты трудностями.

— Анархисты-индивидуалисты? Это мы и есть? Прекрасно, вполне убедительно. Мы мне нравимся больше.

— Превосходно. Вот только наших друзей там, внизу, придется простить, если они встретят нас так же, как наши предки викингов. При любом сценарии могут быть серьезные трудности.

— Мы же не собираемся причинять им зла, — Симус нетерпеливо заерзал на стуле. — Не оставлять же их одних?

— Не собираемся причинять зла? — она нервно дотронулась до нагрудного креста из слоновой кости. — Это именно то, что провозглашали первые миссионеры на Таре, когда нечаянно занесли заразные болезни, погубившие почти поголовно всех аборигенов. Теперь мы успешно справляемся с медицинскими проблемами. Но наш образ жизни может оказаться для них столь же губительным. Ты можешь себе представить, цитируя францисканских монахов, зилонгских женщин, пытающихся противостоять бесконечному потоку лести, текущему из уст таранских самцов?

— Или зилонгских самцов, пытающихся подсчитать, сколько раз из тысячи ответов «нет» женских особей это будет означать фактически «да»?

— Не совсем так, — как обычно, когда последнее слово в споре оставалось не за ней, упрямый изгиб ее губ становился жестоким.

Такое изменение настроения Кардины Фиджеральд не сулило ничего хорошего. Мерка, применимая к одному, должна применяться и к другому, и, вместе с тем, по ее тону чувствовалось, что в словах Симуса была правда.

— Вернемся к серьезному тону. Что могло произойти с культурой, не знавшей политической демократии, в том виде, в котором она известна нам везде — веками; оказавшаяся лицом к лицу с обществом, для которого занятие политикой — любимое времяпровождение.

— В любое время дня и ночи.

Она решительно не замечала его реплик.

— …С культурой, не допускающей проявления личной неудовлетворенности при неожиданном столкновении с другой, для которой прославление этого свойства личности стало нормой жизни, обычным делом, как пение псалмов в церкви?

— Кажется, я начинаю понимать, — Симус подался вперед. — Если наша оценка верна, то трудности с их точки зрения состоят в том, что их культура утратила движущую силу. У нее же, как мы убеждены, она достигла наивысшей точки.

— В анархии есть отрицательные моменты, насколько я могу судить по нашим людям. Это и беспорядок, и распущенность, но анархия редко приходит в упадок.

С другой стороны, их культура в опасности. Она будет либо медленно угасать, словно часы, которые нельзя завести, либо накопит колоссальный запас разрушительной энергии, готовой взорваться в любую минуту.

Потридж предполагает шанс распада в течение года — пятьдесят на пятьдесят. Бесспорно, что оба эти процесса произойдут.

— Кто-нибудь из них будет знать об этом?

— Большая часть не примет этого, — она мельком взглянула на зашторенный экран, — но часть наиболее интеллектуально развитых, более безумных, конечно, будет знать. От этого ситуация станет еще более неустойчивой и при кажущемся внешнем спокойствии и благополучии.

Неожиданно, глядя ей прямо в глаза, он спросил:

— Таким образом, на краю пропасти, у вас возникла необходимость послать туда человека, жизнь которого вы оценили дешевле старого компьютера?

Леди Дейдра Фиджеральд вздохнула.

— Ты же знаешь, Симус О'Нейл, что не обязан этого делать, — она показала на карту Зилонга, изображение которой благодаря ее ментальным усилиям показалось на небольшом дисплее. — Симус, возможно, это конечная точка нашего паломничества. Богу известно, что время уже пришло. Мы оба знаем, какую цену пришлось заплатить за это право. Мы не можем допустить еще одну неудачу.

В плотно задрапированной комнате повисла тишина.

Настоятельница была облачена в траурную темную одежду вместо традиционного голубого кельтского платья для торжественных церемоний с тонкой красной каймой и голубым крестом. О'Нейл знал, что сейчас она думает о муже и детях.

Он тоже вспомнил своих родителей, убитых десять лет назад во время трагической высадки на Ригоне. Говорить об этом он не хотел.

— Кроме того, я хочу, чтобы ты знал все, в монастыре существует фракция, которая считает, что пришло время изменить Святой Закон.

— Кретины! — Симус вскочил с кресла, готовый сражаться с любым, кто посмеет бросить вызов мудрости Ее Милости.

— И ты не лучше, — она указала на кресло. — Умерь свой пыл и сядь. Это слишком сложный вопрос, чтобы пытаться решить его с помощью кулаков, — она поправила крест из слоновой кости, убрала под вуаль несколько выбившихся прядей. — Их недовольство понятно. Повод для серьезного беспокойства у нас есть. Однако, если мы превратимся из миссионеров в колонистов, вместо того, чтобы оставаться вежливыми гостями, ждущими приглашения, станем насаждать нашу веру, это приведет к насилию и смерти.

Может быть, вначале это принесет нам успех, но в дальнейшем наши потери будут значительно более ужасными, чем если бы монастырь превратился в безжизненную пустыню.

— И вы не будете принимать участи во вторжении?

— Я не буду, — она вытянула вперед руку, твердо и уверенно.

— Как и большинство из нас. Если до этого дойдет, они сами будут захвачены.

— Тише, тише, Симус, — энергично зашикала она. — Слава Богу, до этого еще не дошло. Пока об этом только говорят. Однако, я понимаю отцов и матерей, которые не хотят видеть медленную и мучительную смерть своих детей без пищи, воздуха и воды. Но разговоры о мятеже — это еще далеко не мятеж.

— Итак, я должен немедленно отправиться и выяснить, согласятся ли зилонгцы выделить землю на острове самой большой реки под монастырь, — он надеялся, что такой бодрый и энергичный тон развеет ее грусть и озабоченность.

Настоятельница, поигрывая рубином на пальце, сказала: