Алексей Корепанов - На чужом поле Страница 7

Так вот и напишу.

- Не помню, - ответил я в тишине палаты, затаившей дыхание от любопытства. - Память отшибло.

Врач отстранился и грозным ликом своим стал схож с мозаичным Христом-Пантократором из монастыря Дафни под Афинами.

- Не помнишь? - оскорбленно изрек он и повел взглядом по безмолвной палате, призывая всех в свидетели. - А если тебя стражам передать? Посидишь там у них, отработаешь, сколько надо, и сразу вспомнишь. Уверяю, лучшее лекарство. Универсальное. Как на это смотришь, парень?

Я пожал плечами. Что мне еще оставалось делать?

Врач был ошеломлен моим жестом.

- Хорошо! - зловеще сказал он и грузно отбыл за дверь.

С его исчезновением палата задышала, заскрипела, заговорила.

- Беги, - посоветовал блондин с соседней кровати. - Беги, а то не выберешься. Я-то знаю...

- Направо по коридору, там будет дверь - и в лес! - приподнявшись на локте, подсказал другой.

- Беги, беги! - разом зашумели взволнованные голоса.

Я вскочил, быстро пересек палату, свернул по коридору направо, чуть не сбил с ног кого-то в зеленом халате и вылетел за дверь. Споткнулся, сделал кувырок наподобие каскадерских, и нырнул в кусты. Совершил довольно затяжной кросс по полого уходящей вниз пересеченной местности и остановился, чтобы отдышаться. Кое-какой опыт действий в подобных ситуациях я уже накопил за время, прошедшее с теплого июльского вечера, только в тех сценах из странного спектакля было физически легче. Словно там я был куклой, совершавшей определенные действия без особых усилий, а здесь (где, кстати, здесь?) вновь стал самим собой, то есть парнем двадцати восьми лет от роду, выше среднего роста, довольно крепко сбитым, но тем не менее обыкновенным парнем, не Чингачгуком и не десантником, парнем, который хотя и делает зарядку, но бегает по утрам только летом и не каждый день, а в футбол играет и вообще раз в неделю...

Стоп, стоп! Уже отдышался.

Я, настороженно прислушиваясь, стоял в странном лесу на склоне холма. Меня окружали раскидистые полукусты-полудеревья с темно-зелеными треугольными листьями в белых прожилках. Звуков погони не было слышно, поэтому я без помех рассмотрел траву - низкую, завивающуюся бледно-зелеными спиралями невиданную траву, хорошо прочувствовал вкус воздуха - чужой приторный вкус .напоминающий запах ладана, обнаружил над полудеревьями-полукустами темно-синее небо с волокнистыми красноватыми облаками и разглядел сквозь треугольники неведомых листьев большое солнце, яичным желтком застывшее над многочисленными зданиями большого города.

Сомнений не оставалось. Я вздохнул, подумал почему-то о подмосковных лесах, о своих мальчишках и девчонках, об Ире подумал, и о сестре, и о Соловецких островах - и осторожно продолжил путь вниз, отводя от лица клейкие треугольники чужих листьев.

Ниже тянулась дорога, по ней временами проезжали странные обтекаемые экипажи, или, скажем, транспортные средства, похожие на огурцы, к которым приделали колеса. Позднее я узнал, что они назывались, конечно, автомобилями.

Грустно, очень грустно и неспокойно мне было тогда. Я оказался просто подавленным открывшейся истиной. Именно в тот вечер я понял, что гораздо легче и проще мечтать о встрече с неведомым, чем попасть в такое неведомое, с головой погрузиться в него, дышать его воздухом, ходить по его улицам и чувствовать себя бесконечно одиноким, растерянным и - зачем скрывать? напуганным, именно напуганным неизвестностью, устрашенным непонятностью цели, которую преследовало неведомое, притянув меня к себе. Я чувствовал, как рвутся нити, связывающие меня с привычным миром, и душевное состояние мое было весьма и весьма плачевным...

...Я бродил в фиолетовых сумерках по улицам города, а в небе

наливались чернотой и угасали волокнистые облака, и когда они слились

с черным небом, вспыхнули уличные фонари. Шуршали шины по мостовой, шаркали по тротуарам многочисленные подошвы, слышались голоса, смех... Я смотрел в окна и витрины магазинов, бесцельно пересекал площади и скверики, шел по бульварам, сворачивал в переулки, пропускал на перекрестках автомобили, разглядывал лица прохожих.

И лишь одно подбадривало меня. Я видел множество людей - мужчин, женщин, стариков и детей, курчавых и лысых, коротко стриженных и длинноволосых, усатых и бородатых - и все они (кроме лысых, разумеется) были блондинами, только у молодых женщин пестрели в волосах зеленые, черные, фиолетовые и красные пряди. И если не мешал высокий воротник или длинные волосы, у каждого прохожего можно было заметить одинаковое круглое пятнышко на шее, роднившее эту расу блондинов со мной, чужаком Игорем Губаревым.

И значит, абсурд превращался в закономерность. И значит, доставка меня в город блондинов, в неведомый мир белобрысых имела какую-то цель. Оставались сущие пустяки - отыскать эту цель. Угадать ее. И тут, размышлял я, утопая в фиолетовых, сумерках, все, может быть, зависело только от меня. От моих способностей. От моей сообразительности. Я, Игорь Губарев, зачем-то был нужен здесь. И это вселяло надежду. Любое мое действие, любая встреча за ближайшим поворотом могли стать первым шагом на пути к цели.

И встреча не заставила себя ждать. Я забрел в дальний угол

скверика, отделенного от улицы зеленой стеной полукустов-полудеревьев,

опустился на длинную скамейку и устало вытянул ноги.

Дело определенно шло к ночи, а насчет ночлега ничего не вырисовывалось,

и неплохо было бы поужинать...

Я закрыл глаза, собираясь погрузиться в не очень радостные раздумья, но погрузиться не дали.

- Чего сидишь? - спросили меня. - Пойдем.

Голос принадлежал очередной блондинке. Она стояла рядом, придерживая рукой маленькую сумочку, перекинутую через плечо, рассматривала меня, и вид у нее был деловитый. За скамейкой горел фонарь, позволивший мне тоже рассмотреть блондинку достаточно подробно. Волосы у нее были длинными, чуть волнистыми, распущенными по плечам, с одной-единственной темной прядью. Лицо казалось молодым, на нем застыло деловито-скучающее выражение, как у человека, который вынужден выполнять надоевшую, но необходимую работу, и в силу своего воспитания старается выполнить ее на должном уровне. На шее блестел в свете фонаря браслет не браслет, обруч не обруч, - ну, как там называются эти штуки, которые женщины цепляют на шею? Не ошейники же? В общем, что-то блестело. Переливчатое серебристое платье едва доходило до коленей, открывая ноги в простых босоножках, типа той обуви, состоящей из подошвы и двух резинок, которые носят на пляже. Стройная была блондинка, стройная и симпатичная, и молодая, похожая на фото из журнала мод. Только слишком чувствовалось в ней безразличие.