Мик Фаррен - Ковбои ДНК Страница 7

– Вы те парни, что приехали с Реактивным Вилли?

Они кивнули.

– Ну да, а что такое?

Чарли Гора поместил на стол две огромные ладони и угрожающе наклонился вперед.

– Ваше счастье, что вы приехали с Вилли, не то мы бы начали разбираться с вами прямо сейчас. Но вообще-то я на вашем месте не стал бы здесь задерживаться. Вам здесь не место. Нам тут, на Кладбище, не нужны такие как вы. Вы меня хорошо поняли?

Вилли и Рив ничего не отвечали, и Чарли Гора, выпрямившись, не спеша удалился. Осмотревшись, они увидели, что все взгляды в помещении направлены на них. Рив наклонился к Билли.

– Давай сматывать к чертовой матери! Мне это не нравится.

– Да, ты прав, но не надо так нервничать. Надо сделать это с понтом. Если мы побежим, они наверняка пойдут за нами.

Билли откинулся на своем стуле, вытащил из кармана сигарету и закурил. Потом он сделал знак Риву.

– О’кей, пошли.

Они медленно встали и осторожно направились к вращающимся дверям. Когда они уже дошли до них, сзади раздался голос одного из рулевых:

– Нет, ребята, вы только посмотрите на этих голубчиков!

У Билли с Ривом не было ни малейшего сомнения относительно того, к кому относились эти слова. Они поспешили пройти сквозь двери и вышли на стоянку. Белое небо было по-прежнему таким же ярким и сияющим, как и когда они впервые вышли на шоссе. Оба они устали, и Рив начал уже сомневаться, а есть ли вообще смена дня и ночи в этом раю для дальнобойщиков. Билли надел свои черные очки, и они двинулись вперед, пересекая стоянку.

4.

А. А. Катто не спала всю ночь и теперь сидела в садике на крыше, созерцая восход солнца сквозь прозрачную оболочку капсулы. Само собой, генератор башни Кон-Лека обеспечивал смену дня и ночи. К сожалению, через некоторое время даже это начинало надоедать. Она повернулась спиной к восходу и погрузила серебристые ногти в воду фонтана.

В садике на крыше было очень тихо. Единственные звуки, доносившиеся досюда, исходили из зеркальной гостиной, где догорал званый вечер. Где-то там был Рауль Глик. Он терзался желанием снова спать с ней, и что до нее, он мог терзаться сколько угодно. Она сделала ошибку, переспав с ним однажды – с тех пор прошло уже больше года, – и он вызвал в ней отвращение тем, что слишком много говорил и слишком быстро закончил. У нее не было никаких оснований предполагать, что во второй раз ее ждет что-то большее.

Звуки из гостиной стали слышнее – по-видимому, кто-то вышел наружу, в садик. А.А. Катто направилась прочь, к розовым кустам, за которыми скрывалась дверь лифта, и нажала кнопку вызова. Голоса звучали все громче. Ей послышался голос Глика. Двери лифта с шипением раскрылись, и она ступила внутрь. Глик позвал из-за ее спины:

– А.А., подожди минутку!

Она засмеялась, и двери лифта закрылись прямо перед его глупым возбужденным лицом.

Оказавшись в своих апартаментах, она расстегнула металлическое платье, которое надевала на вечер, и ступила под душ. Игольчатые струйки, казалось, вымыли всю усталость из ее тела, и когда теплые потоки воздуха высушили ее, она вновь вышла в комнату и посмотрела на свое отражение в большом, во весь рост, зеркале.

Можно было не ошибившись сказать, что ее тело и лицо были почти совершенны. Не удивительно, что глупцы, подобные Глику, из кожи вон лезут, чтобы добраться до нее. Единственной проблемой в ее совершенстве было то, что ни один мужчина во всех пяти семьях не мог хотя бы как-то соответствовать ее желаниям. Ее хотели, но по большей части не хотела она сама. Даже гости, прибывавшие из других цитаделей, обычно не возбуждали в ней ничего, кроме временного исследовательского интереса. На короткое время они развлекали ее, но эти моменты чаще всего вскоре становились неразличимы среди других таких же моментов.

Она натянула халат и принялась решать, бодрствовать ли ей оставшуюся часть дня или проспать до вечера. Она взяла со стола маленькую резную коробочку и посмотрела на лежавшие в ней два инъектора: дормакс, который гарантировал ей восемь часов беспробудного сна, и альтакаин, альтернативный укол, благодаря которому она осталась бы оживленной и разговорчивой до исхода следующего дня.

Вопрос был в том, что если она решит воспользоваться альтакаином и оставаться весь день на ногах – что будет ее ждать такого, ради чего стоило бы не спать? Она прошла к пульту и включила социальную программу на сегодня. Обычная круговерть – разговоры, поглощение спиртного и наркотиков, сексуальные встречи. Никто даже не пытался устроить какое-нибудь шоу, как-нибудь позабавить гостей – хотя бы привести пару крепких Л-четвертых и заставить их драться или совокупляться друг с другом. Похоже, день был совершенно пустым. Ни у кого не осталось ни капли воображения.

Может быть, что-нибудь происходит во внешнем мире? – лениво подумала она и переключила пульт на канал новостей. Канал в основном был посвящен пожару. Это было забавно несколько дней назад, когда огонь действительно угрожал Акио-Теху, но теперь, когда он был отрезан и локализован в кварталах Л-четвертых, это не могло пробудить ни в ком ни капли интереса.

Оставив экран бормотать в одиночестве, она вышла в перспексовую капсулу, служившую ей балконом.

Далеко внизу находилась уродливая мешанина лачуг и древних зданий, где разводили Л-четвертых. Возможно, если бы это скопище охватило пламя, день стал бы ярче, но пока что город выглядел по-прежнему сонным и невредимым под своим покрывалом грязи.

Когда-то внешний мир наполнял ее очарованием. Они с Джуно Мельтцер долго вынашивали план выскользнуть как-нибудь наружу, в город, замаскировавшись под проституток – Л-четвертых, но детали плана становились все более изощренными, и его пришлось оставить. Вместе с этим замыслом исчез и почти весь ее интерес к жизни Л-четвертых.

Она побрела обратно в гостиную. Экран бормотал теперь что-то о численности населения, и она выключила его. Поворачивая выключатель, она пришла к решению. Если уж сегодня ничего не собирается случаться, лучше всего будет покончить с этим днем.

Она взяла инъектор с дормаксом и прошла в спальню. Установив для своей круглой постели режим легкой вибрации, она выскользнула из халата, переключила регулятор температуры на сон и легла. Затем она прижала инъектор к бедру и нажала на спуск. Она почувствовала легкое покалывание, когда мельчайшие капельки начали проникать сквозь поры ее кожи, и ее сознание стало меркнуть.

5.

Все мы слышали легенды, которыми обросла фигура Малыша Менестреля. Теперь, когда все неурядицы позади и естественные законы вновь пришли к власти, мы склонны думать о нем как о романтическом киногерое, странствующем повсюду, распевая баллады и читая стихи по всему пространству захваченных невзгодой земель.