Святослав Логинов - Одиночка Страница 7

В Петрограде в годы нэпа, когда еще и Лидии Андреевны на свете не было, существовало всего четыре трамвайных маршрута. Самый длинный был четвертый. Четверка ходила от острова Голодай до речки Волковки, или, как утверждали остряки, «…по Голодаю, поголодаю и на Волково кладбище!» Об этом маршруте и сложена песенка, пережившая четыре поколения пассажиров.

Интересно, какие огни были у четвертого номера?

Добрейшей Рины Иосифовны, проводившей ночь на сестринском посту, сегодня нет, на отделении дежурит Леночка, а значит, и она, и сестры спят, каждая в своем закутке. На помощь можно и не звать.

Отлежавшись, Игнат с трудом поднялся, отключил приборы и, держась за стенку, поплелся на пост за глюкозой. Сами себе в вену колют только наркоманы, так что сестер все равно придется будить. Никто не ждет, что его вторую ночь кряду вышибет из чужого подсознания в три часа ночи.

За дверью его встретил неожиданно яркий свет и милиционер, сидящий рядом с дежурной сестрой. Совершенно нелепая пара: менту явно хотелось полюбезничать с миленькой сестричкой, тем более что среди мужиков ходят слюноточивые рассказы о сексуальной доступности ночных сиделок. Бедняга не знал, что Людочка относится к той разновидности сексапильных девочек, которые смысл жизни видят в том, чтобы поломать кайф распаленному самцу. Они с большой охотой занимаются рискованным флиртом, но умудряются ускользнуть от жадных объятий в ту секунду, когда, казалось бы, постели не миновать. Так что и Людочка была не прочь поиграть в турусы на колесах, но оба сейчас находились при исполнении, причем по разные стороны баррикады.

– Людочка, – сказал Игнат. – Мне бы глюкозы. Инъекцию делать пора.

Последнее он добавил специально для бдительного стража, мол, никакого ЧП не произошло, во всех делах привычная рутина. Однако обдурить милицейского сержанта не удалось.

– Нуте-ка, что у вас там? – потребовал он, увидав, что на свет появились ампулы и одноразовый шприц.

– Глюкоза, – простодушно объяснила Людочка, демонстрируя коробку.

– Ага, можно подумать, я не знаю, какую именно наркоту глюкозой зовут! Давайте-ка к начальству. И вы тоже, – повернулся он к Игнату.

В кабинете дежурного врача сидело еще двое милиционеров и непременный в таких случаях человек в штатском. Милиция расположилась на диване, штатский за письменным столом, а Леночка… Елена Михайловна – на стуле посреди комнаты.

– Вот, – доложил конвоир, – задержал. Что-то она ему колоть собиралась.

– Елена Михайловна, – взмолился Игнат, нарочито не обращая внимания на посторонних. – Глюкоза нужна, ноги не держат…

Леночка резко поднялась, усадила Игната на свое место, закатала рукав, не глядя, словно с полки, забрала лекарство из рук милиционера, сама сделала инъекцию.

– Люда, идите на пост.

– А вы – останьтесь, – сказал штатский, глядя на Шомняка. Коробочку с ампулами он внимательно осмотрел и оставил лежать на столе.

– Тогда эти пусть встанут, – потребовал Игнат. – Мне прилечь надо.

Подчиняясь кивку штатского, милиционеры встали и заняли позицию у дверей.

– И кто вы тут, пациент или сотрудник? – поинтересовался следователь.

– Санитар, – ответил Игнат, прикрыв глаза и откинувшись на кожаный валик.

– Любопытные у вас санитары, которым среди ночи требуются инъекции глюкозы, – очевидно, это было сказано дежурному врачу.

– А вы к нам пойдете работать? – задала контрвопрос Леночка. – Давайте, мы с удовольствием примем санитарами вас и всех ваших сотрудников. А пока вы еще не согласились, у нас будет работать Игнат Кузьмич, даже если по ночам ему придется колоть глюкозу.

– И где же вы, Игнат Кузьмич, прятались?

– Я не прятался, я спал. В лаборатории возле сестринского поста топчан есть, ну я и прикемарил малость, пока тихо.

– Так прикемарил, что глюкоза понадобилась… Замечательно. Давайте посмотрим, что в вашей лаборатории творится.

– Туда без сотрудников нельзя, – быстро сказала Леночка. – Туда даже врачи не заходят.

– А он там спит. Замечательно!

– Я там лаборант на полставки, – пояснил Игнат, – поэтому у меня ключ есть. И потом, я ничего не трогаю, просто сплю.

– Мы тоже ничего трогать не будем. А опечатать вашу лабораторию нужно, чтобы там, не дай бог, еще кто-нибудь спать не улегся. Вы как, идти сможете или без вас опечатывать?

– Смогу.

Все пятеро прошли через отделение и остановились у дверей лаборатории. Дверь была не заперта и открылась, едва следователь потянул за ручку. Игнат включил свет.

Милиционеры в помещение не вошли, остановились в дверях, уважительно оглядывая забитое приборами помещение.

– Впечатляет, – признал следователь. – И чем вы тут занимаетесь?

– Будто сами не знаете, – буркнул Игнат. – Психокоррекцией.

– А вам известно, что несанкционированное проникновение в чужую психику запрещено?

– Так то несанкционированное. У нас все по закону.

– И как вы эту психокоррекцию осуществляете?

– Я откуда знаю? Мое дело – электроды налеплять.

– Красиво врешь, – заметил один из милиционеров. – Одного не учел: пострадавшие твой фоторобот нарисовали и на очной ставке тебя признают, можешь не сомневаться.

– Где это они меня могли видеть? – возмутился Игнат. – Во сне, что ли? Так ментальные образы со снами практически не коррелируют.

– Во как заговорил, лаборант, – заметил следователь. – Профессору так говорить впору. А пострадавшие тебя именно во сне видели.

Игнат добавил в голос злоумышленно-уголовных интонаций и хрипло произнес:

– На пушку берешь, начальник. Каждый лох знает, что, проникнув в подсознание, врач может принять там любой облик, хоть родной мамы, хоть огнедышащего дракона. И вообще во сне меня видели, во сне и ловите.

– Поймаем, не беспокойтесь.

– А как же несанкционированное проникновение?

– А мы с санкции прокурора.

– Боюсь, прокурор не может дать такого разрешения. А то вы влезете в чужую душу в милицейских сапогах и такого там наворотите, что после вас только под тяжелую психиатрию.

– А после тебя?

– Я в чужую душу не лезу. Мое дело – электроды налеплять.

– Это я уже слышал. И про изменение облика я знаю, хотя и не лох. А еще я знаю, что ваш брат старается пользоваться собственным обликом, но малость подкорректированным, покрасивше да посуперменистей. Опять же физические недостатки исчезают. Поэтому на психокоррекцию идут в основном люди убогие, которым не чужие недостатки исправлять, а со своими бы разобраться. В чужом сознании этот специалист прыгает как кузнечик, а наяву без глюкозы ног не волочит. Я понятно излагаю?

– Ничего удивительного, – заметил Игнат, – подобное было всегда, и, думаю, впредь будет так же. Классический пример – Сабина Шпильрейн, из пациенток доктора Юнга она прямиком попала в светила психоанализа.