Майкл Коуни - Сизигия Страница 7

Если в загоне паслась стая чернуг, я с таким же успехом мог бы сорвать маску и захлебнуться; это было бы менее болезненно...

3

Не знаю, чего я ожидал. Наверное, воображал, что чернуга замрет неясной тенью на границе видимости, измеряя меня взглядом перед быстрой лобовой атакой. Я вытяну левую руку, и хищница бросится на нее, переворачиваясь на спину, а я отдерну руку и в то же время другой рукой всажу в белое брюхо кинжал...

Внезапный удар под коленку захватил меня врасплох, опрокинув и совершенно дезориентировав. Вначале я не почувствовал боли, а словно просто столкнулся с чем-то тяжелым. И только увидев темную струю крови, дугой стелющуюся за ногой, я понял, что меня уже атаковали.

Массивная обтекаемая тень чернуги быстро развернулась. Я сжался в комок, когда, крутясь и демонстрируя открытую пасть, полную острых, как бритва, зубов, и длинное серебристое брюхо, она промчалась мимо... Мой кинжал ударил слишком поздно и неуклюже - я промахнулся.

Зверюга казалась огромной из-за преломления; но даже с поправкой на это экземпляр имел футов восемь в длину.

Она была позади меня. Напрягшись в ожидании страшного укуса (известно, что чернуга способна откусить бедро), я развернулся и понял, что мы всплываем - моей кровью окрашивалась более светлая вода. Чернуга снова атаковала ногу. На сей раз, когда она проносилась мимо, кинжал сработал вовремя, и я увидел тонкий разрез, протянувшийся вдоль брюха. Я снова развернулся лицом к хищнице.

Теперь она приближалась медленно, почти задумчиво, жуя челюстью, словно тренируясь перед решительным ударом; пасть с изогнутыми вниз уголками придавала морде кислое выражение. За чернугой тянулся кровавый след похоже, мой разрез был глубок.

Я оказался не единственным трусом в этом рыбном загоне. Хищница рванулась вперед, разинув пасть и крутясь. Но в последний момент тупой мозг за этими крошечными глазками вспомнил, должно быть, недавнюю боль. У самой моей груди чернуга вильнула в сторону. На этот раз я вонзил кинжал глубоко и распорол брюхо по всей длине, открыв развороченную массу внутренностей, которые вывалились, пока продолжавшее вертеться животное относило течением назад. В бешеных смертельных конвульсиях чернуга запетляла в воде, глотая собственные кишки. Я вдруг понял, что кричу...

Опомнился я уже на поверхности. Кто-то ухватил меня за руки, и планшир пересчитал все мои ребра. Растянувшись на палубе, я открыл глаза и посмотрел в приветливое и участливое лицо Перса.

- Ну, как вы? - спросил он.

Я открыл рот, попытался говорить и не смог - пропал голос. Должно быть, я непрерывно кричал последние несколько минут. Пристыженный, я слабо кивнул.

По настоянию Джейн, ее спустили с утеса, дабы она проводила меня до дому на "Карусели". Меня перевязали нашедшейся на траулере грубой тряпкой, пропахшей соляркой, и Перс считал, что мне следует поскорее показаться доктору. Но уровень воды уже стал слишком низок для больших судов, так что единственной альтернативой "Карусели" являлась поездка в вездеходе на воздушной подушке по ухабистой дороге, причем предварительно пришлось бы затаскивать меня на утес лебедкой, а это нисколько не прельщало.

Перс поплыл с нами, остальные рыбаки отправились на утес, ворча, что им пришлось бросить свои траулеры на открытой стоянке. Пока Перс держал руль, а маленький подвесной мотор изо всех сил боролся с течением, Джейн велела мне лежать спокойно и осмотрела ногу. Она нашла в каюте "Карусели" несколько кусков чистой материи и стала менять грубую повязку Перса, бормоча себе под нос то, что обычно говорят женщины, когда мужчины берутся не за свое дело.

Затем она перенесла свое раздражение с Перса на меня.

- Какой черт тебя дернул, Марк? Чистый идиотизм лезть в пасть чернуге из-за нескольких толстиков.

Перс улыбался, глядя на меня со своего места у руля.

- У него не было выбора, - пояснил он. - Чернуга убила бы всех толстиков в загоне, а потом перешла бы в следующий.

Джейн разбинтовала ногу и увидела мою рану.

- Придется тебя заштопать, - сообщила она, и ее голос странно зазвенел. Ее рука задрожала, и мне пришло в голову, что Джейн не так неуязвима, как старается выглядеть. - Тебя уложат на несколько дней. Она прокусила мышцу насквозь. Боже мой, Марк, неужели ты думаешь, что пара толстиков важнее твоих исследований?

Я ожидал этих слов, но последовавший после них возглас застал меня врасплох.

- И потом, милый, что стало бы со мной, если бы ты погиб?

Я уставился на нее.

- Что ты сказала? - тупо спросил я.

- Я сказала: неужели ты думаешь, что несколько рыбешек важнее твоей работы? - язвительно ответила Джейн.

- Я имею в виду... После этого ты ничего не сказала?.. Мне показалось, что ты меня назвала...

Я не мог повторить ее слова - слишком уж нелепо они бы прозвучали.

"У меня кружится голова от потери крови", - решил я.

Как приятно валяться в постели по распоряжению доктора! Конечно, для приличия ты какое-то время вяло сопротивляешься. Диалог всегда стандартный. Нерешительные протесты пациента - у него много работы, его болезнь или рана не тяжелые, ему уже лучше - опровергаются полушутливыми зловещими докторскими угрозами ампутации или пневмонии, смотря по обстоятельствам. После чего врач уходит с сознанием выполненного долга, а пациент облегченно вздыхает, оттого что переложил ответственность на плечи специалиста. Доктор, который регулярно предписывает пациентам постельный режим, уйдет в отставку богатым и популярным.

К сожалению, следует отметить, что радость длится недолго, и неблагодарный больной вскоре начинает скучать и тяготиться вниманием и заботой, которыми окружают его добровольные сиделки. К трем часам следующего дня я успел насладиться шумным скандалом со старухой Энни, матерью Перса Уолтерса, из-за того, что она не поспешила с пивом, когда я для привлечения внимания постучал по полу ручкой метлы.

Энни слегка глуховата и со странностями. В течение короткого времени, пока она за мной присматривала, она вела себя так, будто где-то вычитала, что прикованные к постели мужчины подвержены приступам неконтролируемого сексуального возбуждения. Старушка старалась держаться подальше от меня и, передав стакан с пивом на вытянутой руке, тут же быстро ретировалась, наверно, чтобы я не успел овладеть ею. Энни, должно быть, за семьдесят.

Она оставила свой временный неоплачиваемый пост через шесть часов после начала дежурства. Ее прощальная угроза, не слишком испугавшая меня, заключалась в том, что она пришлет Джейн присматривать за мной. Уж Джейн-то, дескать, не станет терпеть такие глупости. Она прямиком отошлет меня в лазарет на Станцию, где есть санитары, которым платят за то, чтобы они терпели всякие выходки.