Михаил Кривич - Сладкие песни сирен Страница 7

Двинемся, однако, дальше.

Много воды утекло в великих реках Амуре и Миссисипи с того памятного дня, когда товарищ Н. вник в суть вопроса и произнес свое вещее "Сирены, говоришь?". Не меньше утекло кадров с предприятий города и области. Очень большая была у них текучесть. Произошли и другие события. Климентий поступил в Институт международных отношений, но был отчислен после первой сессии; в кабинете товарища Н. поменяли портреты; вопрос о переброске рек оставался до конца не решенным, но подготовительные работы уже начались пруды стали расчищать в ожидании большой воды; область торжественно отметила юбилей товарища Н., по случаю которого он был удостоен высокой награды; Мария Афанасьевна справила новую норковую шубу; в торговую сеть дважды поступало вымя говяжье; Степан Сильвестрович Рейсмус защитил кандидатскую диссертацию; цех ширпотреба предприятия АГ-518 освоил выпуск набора "Землекоп-любитель" (лопата штыковая, лопата совковая, кайло, тачка); опять не уродились зерновые - впрочем, это событие касалось всего Несуглинья, в которое органично входит Н-ская область...

Останавливаться подробно на этих событиях нет никакого смысла, ибо наша повесть - не "Война и мир", а мы, как ни горько это признавать, не яснополянские старцы. Так пусть бегло перечисленные факты из жизни города Н. служат фоном, этаким театральным задником для тех удивительных сцен, которые мы вам покажем. Свет на сцену! - как говорит в таких случаях еще не известный вам актер Борис Взгорский.

На исходе лета товарищу Н. позвонило из Москвы то самое лицо, которое, если помните, поначалу подшучивало над смелой инициативой области. Порасспросив о ходе уборочных работ, о подготовке к зиме и прочем, лицо напоследок сказало товарищу Н. буквально следующее:

- Тут у нас сложилось мнение, что пора провести широкий эксперимент по сиренизации Несуглинья. У тебя, помнится, были соображения на этот счет, тебе и карты в руки. На днях жди гостей. Смотри не подведи нас.

А кого "нас" - не сказал.

Товарищу Н. достало ума, чтобы и полсловом не напомнить, что не соображения какие-то были у него, а готовую идею положил он на стол и всю подготовительную работу провернул. Вы думаете, он славы не хотел? Еще как хотел. Но если сиренизация себя не оправдает, рассуждал товарищ Н., то зачем подставляться?

Вот государственный ум, вот тактик! Не случайно настоящая его фамилия Невылезайло. Как говорили древние римляне, имя - это предзнаменование. Или это говорили древние греки?

Ждать пришлось недолго. На следующей неделе пришел телекс: завтра спецвагоном на станцию Н.-пассажирская прибывают в распоряжение области сирены средиземноморские стандартные. Так и было напечатано, слово в слово: средиземноморские стандартные. И о чем они там в Москве себе думают? Если стандартные, так хоть номер стандарта сообщи.

В назначенный час товарищ Н. и сопровождающие его оживленные лица вошли под своды горвокзала.

От рядовой публики перрон был очищен, состав подали на дальний путь, а спецвагон отцепили и подогнали точно к зданию вокзала. Вагон был не наш, с какими-то ступенечками и поручнями, с бронзовыми накладками и разными финтифлюшками, даже цвета не нашего. Духовой оркестр вскинул трубы, дирижер в фуражке и кителе взмахнул рукой, и томительные звуки "Амурских волн" полились над перроном. Весь цвет областного аппарата древнегреческим хором выстроился перед спецвагоном - все люди статные, горделивые, в светло-серых летних шляпах, товарищ Н. посередине и чуть впереди, остальные на полшага сзади.

Появился микрофон. Товарищ Н. привычно шагнул к нему и нацепил очки, помощник протянул аккуратные четвертушки бумаги с напечатанной речью. По мановению дирижера смолк оркестр. Но вагонная дверь оставалась закрытой, выступать было не перед кем. Товарищ Н. нахмурился и подозвал жестом растерянного распорядителя с красной повязкой на рукаве. Выслушав указания, распорядитель бросился к вагону - и в этот момент двери распахнулись. Все затаили дыхание, распорядитель застыл на месте, товарищ Н. опять надел очки и придвинулся к микрофону. Однако вместо сирен из двери, держась за бронзовый поручень, вышел хорошо одетый молодой человек. Небрежно, как может позволить себе только столичный чиновник, да и то не всякий, он кивнул встречающим и коротко спросил:

- Где насест?

Вот те-на! Так все продумали, последние мелочи учли и расписали, даже хлеб-соль на жостовском подносе под рушником держали наготове во втором ряду, а о насесте забыли...

Общеобразовательный уровень нынче настолько высок, что мы не сочли нужным знакомить читателя с приключениями древнегреческого путешественника, полагая, что о них всяк знает сам, если не по подлиннику, то хотя бы понаслышке. А потом спросили одного собрата-литератора, и не какого-нибудь, а из кругов, близких к секретариату союза, дачу в Тарусе имеет,- кто это такие, сирены?

А он усмехнулся презрительно и отвечает - вы что, ребята, сами не знаете? Это такие полубабы-полурыбы, с хвостом от пупка и с грудями.

Насчет грудей - это он попал в самую точку, но случайно. Он сирен с русалками спутал. Сирены же, да вы и сами знаете, вовсе не рыбы, а полуженщины-полуптицы, иными словами, голова и верхняя часть тела у них женская, а нижняя - птичья. Всякий читатель, достигший шестнадцатилетнего возраста, способен, независимо от своего пола, представить в общих чертах, как сирены выглядят.

Теперь вам понятна растерянность встречающих? Если нижняя часть тела птичья, без насеста не обойтись.

- Начальника вокзала ко мне,- шепотом приказал товарищ Н.

Через минуту запыхавшийся начальник вокзала, распорядитель с повязкой и несколько носильщиков приволокли на перрон железные барьеры, какими в случае чего закрывают проходы туда, где посторонним делать нечего. Пока барьеры тащили, в вагонном окне мелькнуло любопытное женское лицо, к стеклу прижался изящный носик, а потом видение исчезло. Да на окно никто и не смотрел. В дверях появились одна за другой три сирены и, взмахнув крыльями, перепорхнули на свои временные насесты. Собравшиеся на перроне уставились на них, разинув рты.

Одна из сирен была молоденькая, совсем девочка, лет восемнадцати. Простое и милое, чуть не сказали русское, конечно же античное лицо: прямой носик, чистый, без единой морщинки, лоб, редкой белизны кожа, легкий румянец на щеках, золотистые, падающие на плечи волосы. "Елена, дочь Ипполита", - представил ее сопровождающий. Елена улыбнулась так доверчиво, что даже товарищ Н. ощутил под галстуком неожиданный приток тепла, словно от горчичников. А сын его, непутевый Климентам, прошедший на церемонию в качестве члена семьи, не мог оторвать взора от огромных серых глаз Елены, от стройной ее шейки, от маленькой, прекрасно очерченной груди, на которой спелыми ягодами алели соски.