Андрей Столяров - Избранный круг Страница 7

Она даже на секунду остановилась.

– Что? – спросил Георг, поглядывающий немного со стороны.

А Лариса запрокинула голову к небу и, как яркое солнечное вино, глотнула головокружительный воздух.

Ей было очень легко.

– Как здесь хорошо! – сказала она.

Это вырвалось у нее абсолютно искренне. Уже давно она не чувствовала себя так свободно, как в это летнее воскресенье. Соскользнула путаница забот, стягивавшая ее в Петербурге, остались позади каменная жара, тупость асфальта, приправленная выхлопными газами, серая атмосфера проспектов. Лариса будто очнулась после изматывающего недомогания. Слабость еще была, но уже проступали силы, свидетельствующие о выздоровлении. Кровь была горячее, звуки – громче и чище, лютики в траве – брызги золота, не отвести глаз. Ей было даже несколько странно, что как раз Георг, в отличие от нее, заметно волнуется.

Еще в электричке она сказала ему:

– Ты переживаешь так, словно везешь меня на смотрины.

– Это и есть смотрины, – ответил тогда Георг. – Я бы очень хотел, чтобы ты понравилась всем нашим.

– А если вдруг не понравлюсь? – игриво спросила Лариса.

– Ну, мне это было бы, скажем так, неприятно. – Он подался вперед и хотя никого рядом не было, понизил голос. – Имей в виду, нас там, скорее всего, оставят наедине. Так вот, все будет лишь так, как ты хочешь. Решать будешь только ты, понимаешь?

Вагоны с грохотом и подрагиванием взлетели на мост.

– Понимаю, – в свою очередь понизив голос, сказала Лариса.

Щеки у нее запылали, она тоже начала слегка волноваться. В самом деле, незнакомые люди, как там ее примут? Но едва открылся на косогоре участок, обнесенный металлической сеткой, весь в орешнике, надежно спрятанный от посторонних глаз, и едва заскрипел под ногами гравий, дорожкой ведущий к дому, и едва высыпали им навстречу Марьяна, Мурзик и, будто не проспавшийся, холодноватый Земекис, а Марьяна, видимо, от избытка приветливости, энергично, уже издалека замахала рукой, как все волнения ее улеглись, будто по волшебству, щеки погасли, сердце, прыгавшее от волнения чудесным образом успокоилось, и вдруг стало понятно, что все теперь будет отлично – здорово, здорово, – ничего другого здесь просто и быть не может!

И уже в совершенный восторг привела ее сама дача. Лариса едва не захлопала, когда возникло из-за кустов причудливое уступчатое строение: деревянное, крашенное в два цвета, серый и серебристый, вознесенное круглой граненой башенкой до верхушек деревьев. Невесомость ему придавал балкон, ажурно огибающий угол, и стеклянная галерейка, пронизанная солнцем и воздухом. Светились внутри нее красные и желтые георгины. Нет, чудесно, чудесно! У Ларисы слов не было от восторга. Просторные комнаты, где сквознячок надувает тюлевые занавески, светлая мебель, яркие, на крючках, миски и кастрюли на кухне – кажется, впервые она поняла, что посуда тоже может служить украшением, – перила двухмаршевой лесенки на второй этаж, круглая комната в башенке, крохотная, но удивительно симпатичная.

Георг спросил:

– Хочешь здесь ночевать?

Лариса только кивнула.

И с балкончика – дымчатые сказочные просторы, шелковые луга, два островерхих домика на горизонте. Осветленность какая-то, пустота летнего зноя. Порхнул с крыши стриж и ушел – вниз, к реке, мгновенно растаяв.

Разве человеку может быть плохо в таком месте?

– Ну как, нравится? – удовлетворенно поинтересовался Георг.

– Здорово… Я, знаешь, даже не ожидала…

– Мы можем провести тут с тобой несколько дней. Слышишь меня? Ты можешь освободить себе несколько дней?

Он стоял вплотную у нее за спиной. Лариса обернулась и, встав на цыпочки, поцеловала горячую щеку. Георг крепко обнял ее. Все происходило точно во сне.

Долетел из распахнутого окна скрип гравия.

Шаги. Быстрый шепот. Какое-то шевеление.

– Эй! Где вы там? Прервитесь хоть на минуту!.. – нетерпеливо крикнули снизу…

Нет, все действительно было отлично. Весь этот звонкий, просторный солнечный день, вспархивающий будто на крыльях. Чувствовалось в нем какое-то стремительное озарение. Ничего особенного, казалось бы, при общей встрече не произошло, с ней поздоровались, Георг бодро сказал: Вот та самая «девушка из электрички», – и с унылой гримасой потер лоб ладонью. Посмеялись, заново припоминая подробности. Мурзик лукаво заметил: Зато теперь будем дружить… – Специально Ларису никто ни о чем не расспрашивал, – не поглядывал искоса, не обращался, как к незнакомой, с преувеличенной вежливостью. Напротив, обходились с ней, точно со старой приятельницей. Земекис даже, выказывая претензии, пробурчал, что вот, наконец-то все в сборе… А Марьяна, точно действительно заждалась, потрясла развернутым полотенцем: Пошли-пошли, нечего тут!.. – Церемонии представления, как таковой, не было. И тем не менее, уже на реке, отчеркнутой от косогора песчаной отмелью, в блеске жары, в ребячьих голосах, несущихся с противоположного берега, когда вылезли из воды и обсыхали в истоме на развернутом покрывале, Георг, придвинувшись и с неожиданной смелостью отведя ей волосы со щеки, внятно шепнул:

– Не волнуйся, ты всем очень понравилась.

– Правда? – обрадовано спросила Лариса.

– Правда-правда, иначе я бы не стал этого говорить…

Он легонько и вместе с тем откровенно тронул ее за мочку уха. Лариса вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась. Ей было приятно. Значит, она им тут всем понравилась.

Впрочем, нечто подобное она уже и сама ощущала. Это выражалось в тех сладких, быть может, необъяснимых, но все же значительных мелочах, которые не столько умом, сколько сердцем воспринимает любая женщина. В том, например, что когда она, внутренне обмирая, стащила через голову платье, кстати на людях – первый раз в этом году, и переступила через него, чувствуя себя вялым мучным червяком, вывалившимся на свет божий из хлебной корки, с крупными веснушками на груди и плечах, с бледной, чуть сморщенной, будто вымоченной в зиме, некрасивой кожей, и когда она разогнулась, все-таки не до конца преодолев застенчивую сутулость, а потом пригладила на затылке волосы, вздыбленные материей, Мурзик, сбитый, как тролль, казалось, из одних только мускулов, бухнулся перед ней на колени и молитвенно поднял руки. Глаза у него выкатились до предела:

– Вах!.. Царыцца!..

Он даже попытался чмокнуть Ларису в ступню. А когда она его шутливо толкнула, все еще немного смущаясь и не улавливая, правильно ли она тут держится, повалился спиной на песок и зашептал что-то страстное в белое июньское небо.

– Ну все, конченый человек, – заметил Георг. – Если уж Мурзик влюбляется, то с первого взгляда.

Смущение у Ларисы прошло, и она уже без всякой застенчивости прогнулась, подвязывая волосы ленточкой. Чуть ли не полностью вылезла грудь из купальника. Ну и что? Пусть смотрят. Не так уж плохо в конце концов она выглядит.