Жюль Верн - Вечный Адам Страница 7

Что произошло с нами в следующие дни — не помню. Скорее всего, я полностью потерял сознание и очнулся только на корабле, подобравшем нас. Только тогда я узнал, что мы провели на островке целых десять дней. Уильямсон и Роулинг скончались от голода и жажды. Из пятнадцати человек, оказавшихся на моей вилле в момент катастрофы, осталось в живых только девять: мой сын Жан, воспитанница Елена, шофер Симона, потерявший своего железного четырехколесного друга, Анна Рэлей и две ее дочери, доктор Бетерст, профессор Морено и, наконец, автор этих торопливых строчек.

«Вирджиния» была грузовым судном смешанного типа, оснащенным и парусами, и паровой машиной — довольно старая, медлительная посудина водоизмещением в две тысячи тонн. Подчиненный капитану Моррису экипаж состоял из двадцати матросов-англичан.

Нагруженная балластом, «Вирджиния» вышла из Мельбурна около месяца назад и взяла курс на Росарио. Путешествие прошло без происшествий, только в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое мая команда, к своему удивлению, заметила невесть откуда взявшиеся волны необыкновенной высоты и столь же необычайной длины, что делало их безопасными. Такие волны были явлением исключительным, но капитан и не подозревал о катастрофе, происходившей в ту ночь, и потому был крайне поражен, обнаружив только море на месте Росарио.

От всего мексиканского побережья остался лишь островок.

Матросы с «Вирджинии» высадились на него и обнаружили нас. Двое из одиннадцати были уже мертвы: остальных погрузили на судно. Так мы были спасены.

Около восьми месяцев отделяют предыдущие строчки от нижеследующих. Я датирую их так неопределенно, поскольку потерял точное представление о времени. Восемь месяцев длился период суровых испытаний, когда мы постепенно осознавали всю глубину своего несчастья.

Приняв нас на борт, «Вирджиния» на всех парах понеслась на восток. Когда я очнулся, остров, где, казалось, мы были обречены на смерть, скрылся далеко за горизонтом. Как показало счисление, сделанное капитаном, пока я лежал в беспамятстве, мы прошли то место, где раньше располагался Мехико. Но от огромного города не осталось даже гор, когда-то возвышавшихся в его центре. Насколько хватало глаз, не было видно вообще никакой земли; со всех сторон бушевало необъятное море.

С ума сойти! Происходящее не укладывалось в голове. Еще бы! Мексика оказалась целиком под водой! Мы с ужасом смотрели друг на друга и спрашивали себя, как далеко распространилась страшная катастрофа…

Капитан хотел это выяснить; переменив курс, он направил судно на север: если Мексика больше не существовала, отсюда не следовало, что то же самое случилось со всем Американским континентом.

Но надежды были напрасны. Мы шли на север двенадцать дней, так и не встретив берега; более того — не увидели земли и в течение следующего месяца, когда, постоянно меняя курс, направились на юг. В конце концов пришлось признать невероятное: да, Америка полностью затоплена!

Неужели нас спасли для того, чтобы дать возможность еще раз пережить муки агонии? И правда, поводов для страха хватало. Не говоря уж о продуктах, таявших с каждым днем, другая опасность подстерегала экипаж: что делать, когда кончится уголь и машина остановится, как сердце обескровленного животного. Вот почему четырнадцатого июня — мы дрейфовали тогда поблизости от прежнего местонахождения Буэнос-Айреса — капитан Моррис приказал загасить топку и поставить паруса. Затем он собрал экипаж и пассажиров «Вирджинии» и, обрисовав в нескольких словах ситуацию, попросил всех здраво поразмыслить и завтра на общем совете предложить свой выход из положения.

Не знаю, придумал ли кто-то из моих товарищей по несчастью что-нибудь более или менее подходящее. Про себя такого сказать не могу. Ночью неожиданно разразилась буря и сняла таким образом вопрос капитана с повестки дня. Яростным ветром судно понесло на запад; в любую минуту нас мог поглотить разгневанный океан.

Ураган бушевал тридцать пять дней без минуты передышки. Казалось, он никогда не стихнет, как вдруг девятнадцатого августа хорошая погода вернулась так же внезапно, как пришла непогода. Капитан взялся определить местонахождение судна; вычисления показали сорок градусов северной широты и сто четырнадцать градусов восточной долготы. Координаты Пекина.

Значит, мы, не подозревая о том, пронеслись над Полинезией, а может быть, и над Австралией, и там, где дрейфует сейчас судно, некогда простиралась столица империи с населением в четыреста миллионов душ!

Неужели Азию постигла участь Америки?

Скоро пришлось убедиться и в этом. «Вирджиния», продолжая плыть курсом на юго-восток, прошла сначала над Тибетом, а затем над Гималаями. Здесь должны были возвышаться самые высокие вершины земного шара. Но на всех направлениях виднелась лишь гладкая поверхность океана. Значит, на нашей планете нет больше ни одного клочка суши, кроме выручившего нас островка? Значит, мы одни пережили катастрофу? Мы — последние жители мира, погребенного под зыбким саваном моря?

Если дело обстоит так, скоро наступит и наш черед. Несмотря на скудный рацион, продукты на борту иссякали, и не было никакой надежды возобновить припасы.

Я сокращаю рассказ о нашем невероятном плавании, ибо если излагать его в деталях, можно сойти с ума. Скажу только, что во время этих адских скитаний мы познали настоящий ужас. О, бесконечный путь по безбрежному морю! Каждый день надеяться на высадку — и все понапрасну! Рассматривать нарисованные людьми карты извилистых берегов и приходить к выводу, что ничего не осталось от тех мест, что считались вечными! Вспоминать, что на Земле бились миллионы человеческих сердец, что мириады живых организмов кишели на ее поверхности и пронизывали атмосферу; понимать, что все в один миг погибло, что жизнь угасла, как огонек от дуновения ветерка! Повсюду искать себе подобных, но тщетно! Раз за разом убеждаться, что вокруг — ни единой души, и постепенно постигать свое одиночество в тисках безжалостной природы!

Нашел ли я слова, которые отражают нашу тоску? Не знаю. Ни в одном языке их, подходящих, просто нет.

После знакомства с морем, где ранее находился Индостан, мы в течение десяти дней шли на север, а затем направились на запад. Ничто не изменилось, когда мы пересекли Уральский хребет, ставший теперь подводным, и вышли в морские просторы над бывшей Европой. Затем мы спустились к югу до двадцатого градуса широты по ту сторону экватора, после чего, утомленные напрасными поисками, опять повернули к северу и прошли вплоть до широты Пиренеев водные пространства, покрывавшие Африку и Испанию. По правде, мы начинали привыкать к своему положению. По мере того как продвигалось судно, на карте отмечались пройденные мили и члены экипажа со все возраставшим безразличием говорили: «Здесь когда-то была Москва… Варшава… Берлин… Вена… Рим… Тунис… Тимбукту… Сент-Луис… Оран… Мадрид…» Человек приспосабливается ко всему, и эти трагичные слова стали произноситься без эмоций.