Ларри Нивен - Смерть в экстазе Страница 7

– Это даже мне стало ясно. Я понимаю так, что поясники обычно бреют всю голову, кроме полоски в два дюйма шириной, идущей вперед от кромки шеи.

– Прическа-гребень, именно. Это началось, вероятно, с тех пор, когда некто решил, что проживет дольше, если при сложной посадке его волосы не будут лезть в глаза. Но Оуэн мог отрастить волосы во время одиночной экспедиции. Некому было следить.

– Все равно это выглядит странным. Знали ли вы, что у мистера Дженнисона есть на Земле двоюродный брат? Некто Харви Пиль, управляющий сетью супермаркетов.

– Значит, я не был его ближайшей родней, даже на Земле.

– Мистер Дженнисон не делал попыток связаться с ним.

– Что-нибудь еще?

– Я говорил с человеком, который продал мистеру Дженнисону его дроуд и разъем. Это Кеннет Грэм, у которого есть кабинет и операционная в Гэйли в Ближне-Западном Лос-Анджелесе. Грэм утверждает, что дроуд был стандартного типа, что ваш друг сам его переделал.

– А вы ему верите?

– Пока верю. Его лицензия и бумаги в полном порядке. Дроуд переделан с помощью паяльника, по-любительски.

– Угу.

– Что касается полиции, то она, вероятно, закроет это дело, когда мы найдем инструменты, которыми пользовался мистер Дженнисон.

– Вот что я вам скажу. Завтра я пошлю сообщение Гомеру Чандрасекхару. Может, он что-нибудь разузнает – почему Оуэн прилетел без гребенчатой прически и почему вообще он отправился на Землю.

Ордас приподнял брови, поблагодарил меня за хлопоты и отключился.

Кофейный грог был все еще горячим. Я прихлебывал его, наслаждаясь сахарно-горьким привкусом, пытаясь забыть смерть Оуэна и вспомнить его при жизни. Он всегда был упитанным, припомнил я, но никогда не набирал лишнего фунта – и никогда не терял. Если надо, он мог носиться как гончая.

А теперь был ужасно худ, и его смертельная усмешка была полна непристойной радости.

Я заказал еще один кофейный грог. Официант, настоящий шоумен, убедился в моем внимании, прежде чем поджечь подогретый ром и налить его в стакан с футовой высоты. Этот напиток нельзя пить медленно. Он идет слишком легко и, вдобавок, если ждать слишком долго, он может остыть. Ром и крепкий кофе. С этим сочетанием я буду пьян и бдителен часами.

Полночь застала меня в “Марсианском Баре”, за виски с содовой. В промежутке я метался от бара к бару. Кофе по-ирландски у “Бергина”, холодные и дымящиеся коктейли в “Лунном Бассейне”, виски и дикая музыка в баре “Вдали”. Я никак не мог напиться и не мог попасть в нужное настроение. Что-то преграждало путь к образу, который я хотел восстановить.

То были последние воспоминания об Оуэне, ухмылявшемся в кресле, с проволокой, ведущей к его мозгу.

Этого Оуэна я не знал. Я никогда не встречал этого человека и не хотел бы этого. Меняя бары, ночные клубы и рестораны, я бежал от этого образа, ожидая, пока алкоголь разрушит барьер между настоящим и прошлым.

Так что я сидел за угловым столиком, окруженным трехмерными панорамами несуществовавшего Марса. Хрустальные башни и длинные, прямые голубые каналы, шестиногие звери и прекрасные, неправдоподобно изящные мужчины и женщины, глядевшие на меня из сказочных земель. Нашел бы Оуэн это зрелище печальным или веселым? Он видел подлинный Марс, и тот не произвел на него впечатления.

Я достиг стадии, когда время теряет непрерывность, когда между моментами, которые ты в состоянии припомнить, появляются разрывы в секунды или минуты. Где-то в этот период я обнаружил, что пристально гляжу на сигарету. Я, видимо, только что закурил ее, потому что она была почти нормальной двухсотмиллиметровой длины. Может, официант поднес зажигалку из-за моей спины. Так или иначе, она тлела между средним и указательным пальцами.

Я глядел на горящий огонек, и нужное настроение наконец снизошло на меня. Я был спокоен, я плыл куда-то, я затерялся во времени…

…Мы провели два месяца среди астероидов – наша первая экспедиция после аварии. На Цереру мы вернулись с грузом золота пятидесятипроцентной чистоты, вполне пригодным для производства неокисляющихся проводников и шин. К вечеру мы были готовы праздновать.

Мы гуляли в пределах города: справа зовуще помигивал неон, слева вздымалась скала плавленого камня, сквозь купол над головой сверкали звезды. Гомер Чандрасекхар буквально храпел и фыркал от возбуждения: в эту ночь его первый полет увенчался первым возвращением домой, а возвращение – это лучшее во всем деле.

– Ближе к полуночи нам стоит разделиться, – сказал он.

Ему не было нужды пояснять. Трое мужчин в компании могут, в принципе, оказаться тремя пилотами-одиночниками, но гораздо вероятнее, что они составляют один экипаж. Значит, у них еще нет лицензий на одиночные полеты; они слишком глупы или слишком неопытны. А если мы захотим обрести знакомства на ночь…

– Ты не продумал ситуацию как следует, – ответил Оуэн.

Я заметил повторный взгляд Гомера, брошенный им на обрубок моего плеча, и устыдился. Я не нуждался в том, чтобы друзья поддерживали меня за руку, а в таком виде я буду для них только обузой.

Но не успел я и слова сказать в знак протеста, как Оуэн продолжил:

– Подумай еще раз. У нас есть такое преимущество, что мы будем идиотами, если им не воспользуемся. Джил, бери сигарету. Нет, не левой рукой…

Я был пьян, пьян восхитительно и ощущал себя бессмертным. Исхудалые марсиане словно двигались на стенах, а стены казались окнами с видом на Марс, которого никогда не было. И в первый раз за ночь я поднял тост.

– За Оуэна, от Джила “Руки”. Спасибо.

Я переложил сигарету в мою воображаемую руку.

Теперь вы, пожалуй, подумаете, что я держал ее в своих воображаемых пальцах. Большинству людей показалось то же самое, но это было не так. Я позорно стиснул ее в своем кулаке. Огонек, разумеется, не мог обжечь меня, но она все равно была тяжела как свинцовая болванка.

Я опер воображаемый локоть о стол, и стало полегче – смешно, но это срабатывает. Честно говоря, я ожидал, что моя иллюзорная рука исчезнет после трансплантации. Но вскоре обнаружил, что я могу отстраняться от своей новой руки, удерживать в невидимой ладони небольшие предметы, осязать кончиками невидимых пальцев.

В ту ночь на Церере я заработал прозвание Джил “Рука”. Я начал с парящей сигареты. Оуэн был прав. В конце концов все вокруг уставились на парящую сигарету, которую курил однорукий человек. Мне оставалось только найти самую хорошенькую девушку в зале и поймать ее взгляд.

В ту ночь мы стали центром самой грандиозной импровизированной вечеринки, когда-либо имевшей место на Церере. Этого вовсе не планировалось. Я опробовал трюк с сигаретой трижды, чтоб всем нам досталось по подружке. Но у третьей девушки уже был кавалер, что-то отмечавший: он продал какой-то патент промышленной фирме на Земле. Он швырялся деньгами как конфетти, так что мы позволили ему остаться. Я вытворял всяческие фокусы, просовывая экстрасенсорные пальцы в закрытые коробки и угадывая, что находится внутри, и в конце концов все столы оказались сдвинуты вместе, а в центре находились я с Гомером, Оуэном и тремя девушками. Затем мы принялись распевать старые песни, к нам подключились бармены, и неожиданно все пошло вообще кувырком.