Ф. Гвинплейн Макинтайр - «Если», 2002 № 11 Страница 7

— МРРРРУАУУУ! — снова высказался Тибблс. Он подошел к Смедли Фейвершему вплотную и требовательно вперился в него парой круглых янтарных гляделок. Программное обеспечение субтитров Смедли не имело специальной опции для перевода кошачьего языка, но тут ее вовсе и не требовалось. Данное сообщение Тибблса могло иметь лишь одно-единственное значение: ДАЙ ЖРРРАТВЫ!

Маленькая неуютная квартирка Шрёдингеров располагалась на четвертом этаже доходного дома (без лифта) и отличалась какой-то специфической теснотой. Как раз тот сорт домашнего очага, что можно было ожидать от семьи ординарного профессора физики в хронологических окрестностях 1926-го. Несмотря на малые размеры жилища, Смедли потратил несколько минут, чтобы добраться из гостиной до кухни. Книги и журналы, принадлежащие профессору Шрёдингеру, назойливо путались у него в ногах, пересекаясь на встречных курсах в пространстве-времени, а настойчивые вопли изголодавшегося Тибблса только усугубляли положение.

Ледник, о котором упомянул Эрвин Шрёдингер, по принципу действия вполне соответствовал своему наименованию. Это был старомодный деревянный шкафчик, с большим отделением для ледяного блока вверху и цинковым поддоном внизу для стекающей воды. Покуда Смедли разыскивал источник домашнего изобилия, истошные вопли, испускаемые Тибблсом, звучали все громче и чаще. Усатый-полосатый недвусмысленно намекал, что давно пребывает на грани смерти от голода, невзирая на свою неправдоподобную талию.

Отворив дверцу среднего отделения, Смедли Фейвершем обнаружил три полки, покрытые заметным слоем пыли, и один надкушенный и заплесневелый Pfannkuchen. Ничего, что хотя бы отдаленно напоминало кошачью еду. Или, кстати сказать, человеческую. Да что говорить, в леднике на поверку не оказалось даже льда…

— МРРРРРВЯЯАУ! — излил душу разочарованный Тибблс и принялся с остервенением точить когти о ближайшую штанину Смедли Фейвершема.

— Я что, специально явился сюда, чтобы кормить котов и нянчиться с настурциями?! — риторически вскричал Смедли, не обращая внимания на усердные труды Тибблса. — Нет, я просто хотел задать профессору Шрёдингеру один очень-очень простой вопрос! Что может быть проще, чем гармоники при мультимерной осцилляции или преобразование Кюстаанхеймо-Штифеля в квантовом пространстве-времени?.. Нет, лучше уж я сэкономлю время, перепрыгнув прямо в точку возвращения Шрёдингера из Берлина. Таким образом, мне совсем не придется его поджидать и… О-О-ОХ!

Пронзившую его внезапную боль Смедли Фейвершем сгоряча принял за острые угрызения совести, но тут же вспомнил, что давно избавился от этого атавизма посредством несложной хирургической операции. Сверх того, боль угнездилась в его правой щиколотке, а там его покойная совесть даже при жизни не обитала. Поэтому Смедли взглянул на правую ногу и увидел Тибблса, который уже изорвал в клочья его правую штанину и теперь с остервенением точил когти о вышеупомянутую щиколотку. Продолжая между тем требовать на своем кошачьем языке: дай жррратвы!

— Подожди! — рявкнул Смедли, огрев усатое чудовище одним из бесчисленных блокнотов герра Шрёдингера так, что кот неохотно, но прекратил терзать его плоть. — Ладно, предположим, что я прыгнул вперед во времени и встретился с профессором в тот момент, когда он вернулся из Берлина. Между тем его квартира, оставаясь на прежней хронолинии, будет двигаться вперед без всякого присмотра, а что это значит? Что цветочки Шрёдингера окончательно засохнут, почта Шрёдингера будет валяться на лестнице перед дверью квартиры, а эта тварь Тибблс отощает и помрет с голоду. Хотя… сильно сомневаюсь, что тварь столь невероятной упитанности способна в ближайший месяц скончаться от истощения!

Ну ладно, пускай этот кот просто отощает, а это лишь пойдет ему на пользу. Но что случится, когда герр Шрёдингер обнаружит, что я и не думал присматривать за его квартирой? Он, как пить дать, очень и очень рассердится! А рассердившись, не станет мне рассказывать ни о коварных гармониках, ни про все остальное прочее, что могло бы оказаться полезным… Но можно прыгнуть назад во времени и встретиться с профессором в 1925-м! Тогда Шрёдингеру, разумеется, никак не может быть известно о нашей встрече в 1926-м… Какой дурак сказал, что при знакомстве у тебя никогда не бывает второй возможности произвести первое впечатление?!

Смедли пришел в такой восторг от собственного парадокса, что невольно расхохотался, но тут же обнаружил в нем фундаментальный изъян.

— О причины! О следствия! Ведь я же сам выбрал июль 1926-го как лучшее время для встречи с профессором, sol А почему? Да потому, что он только закончил свою знаменитую работу по квантовой физике! И что же получается в итоге? Если я задам свой вопрос до того, как он ее написал, у герра Шрёдингера еще не будет ответа. А если я задам вопрос после нашей сегодняшней встречи, он вообще не пожелает со мной разговаривать… И я никогда не узнаю, как завязывать мои квантики в любые бантики! — Смедли перевел дух и печально заключил: — Ну что же, если я рассчитываю когда-нибудь получить ответ от герра Шрёдингера… мне все-таки придется навести порядок в этой ужасной квартире. Гм, с чего бы начать?

Ответ последовал незамедлительно и на кошачьем языке: дай жррратвы!

На сей раз кошачьи вопли сопровождались погромыхивающим и царапающим слух звуком. Поглядев на Тибблса, Смедли увидел, что тот настойчиво толкает носом какой-то серый бакелитовый объект округлой формы. Верхняя поверхность объекта была заметно вогнута, а возле кромки красовалась надпись грубыми угловатыми буквами: . Это была, несомненно, любимая плошка Шрёдингерова кота.

— Да, надо бы выйти и купить какой-то кошачьей еды, — с тяжким вздохом произнес Смедли Фейвершем. — Но увы, ведь это Цюрих 1926-го, а у меня нет никаких наличных швейцарских денег. Ни гроша, чтобы купить хотя бы грушу, ни даже пфеннига, пфуй! А впрочем… Кто сказал, что я обязан делать покупки локально?

С этими словами Смедли Фейвершем поспешно растворил червоточину и отправился в продолжительный деловой вояж по несчетным извилинам и закоулкам пространства-времени, где обычно торговали кошачьей едой. Особенно славился своим ассортиментом и великолепным качеством кошачьей еды ХХХIX век после Рождества Христова, однако едва Смедли там очутился, как сразу выяснилось, что его кредит в этом столетии полностью исчерпан…

Пометавшись по разнообразным тысячелетиям и векам, Смедли наконец с горечью убедился, что его собственная репутация каким-то сверхъестественным образом всегда успевает его опередить. Ничего не оставалось, кроме как отправиться прямиком в Древний Рим и похитить гигантского отварного осетра со стола императора Нерона в тот момент, когда упомянутый достопочтенный джентльмен был сильно занят в своем блеватории.