Януш Гловацкий - Рапорт Пилата Страница 7

Моя нимфоманка плыла по направлению к нам словно дрейфующий парусник, и была так симпатично пьяна, что я мог бы безошибочно перечислить все то, что она пила, чтобы прийти в столь благодушное состояние. Став на якорь возле издателя, она заразительно зевнула и потянулась столь обольстительно, что я чуточку протрезвел. «Послушай, папулечка,– промурлыкала она с улыбкой издателю,– может, твой гость, наконец, что–нибудь покажет? Ты ведь обещал нам какие–то там чудеса». «Точно, точно,– подхватил один из наших соседей,– пусть покажет. Я тут пару дней назад сидел в ресторане, так там был один такой – в бутылку влез. И как это ему удалось – я до сих пор голову ломаю». Этот не то мужик, не то баба на троне глянул на НЕГО вопрошающе. «Что скажешь? Конечно, решай сам, я не собираюсь ТЕБЯ принуждать к чему бы то ни было…» Какая–то пышнотелая дама, на которой было вдвое больше одежды, чем на нимфоманке, из чего вовсе не следует, что ее тут же не арестовали бы, выйди она на улицу, за оскорбление нравственности, упала перед НИМ на колени и, вскинув руки, воскликнула: «Яви чудо!» И тут же расхохоталась, как над хорошей шуткой. Многие присоединились к ее смеху, из чего следовало, что дама была важной особой.

«Пусть воскресит твоего мужа»,– подсказал тот зловредный красавчик в белом смокинге нимфоманке, столь откровенно ее лапая, что прямо–таки напрашивался получить по морде – я бы, кстати, охотно выполнил бы такого рода задание. «Яви чудо!» – неустанно повторяла коленопреклоненная дама, перемежая возгласы раскатами хохота, напоминавшими то громыхание, которое издают раскупориваемые бутылки шампанского. Тем временем красавчик подхватил нимфоманку под руку, потащил ее за собою в салон, а затем и дальше – за одну из дверей. В этот миг я утратил всякий интерес к жизни, что большинство из присутствовавших сделало гораздо раньше, в силу чего значительно с ними сблизился. Интерес к НЕМУ тоже заметно ослабел, а этот второй король, харя эта бледная, также выглядел несколько разочарованным, наверное рассчитывал на более занимательные развлечения – в чем, кстати, не ошибся, но об этом чуть позже. «Давайте подпишем договор, с его текстом вы потом досконально ознакомитесь. А сейчас чувствуйте себя здесь как дома»,– сказал он и поднялся с кресла, явно думая уже о чем–то другом. ОН тоже встал, прошел через полуоткрытую дверь на террасу и оттуда вышел в парк. Когда ОН остановился там, освещенный сзади, ЕГО силуэт опять показался мне чертовски знакомым.

Тут, однако, начались те забавы, которых так не хватало хозяину, а именно проснулся с криком муж нимфоманки – лишь для того, чтобы, широко перекрестившись, перевернуть ненароком канделябр с горящими свечами. Шторы на окнах тут же вспыхнули – такие вещи всегда хорошо горят,– а я, глядя на двери, за которыми исчезла нимфоманка с этим молодчиком, подумал, что есть–таки на свете божеская справедливость. Поднялся шум и гам. Шторы свалились наземь, загорелась мебель.

Записанное на второй магнитофонной пленке продолжение показаний задержанного в бараке мужчины, без постоянного места жительства, фамилия и имя неизвестны, от слов «…вовсе не удивился…» до слов «…Не знаю».

…вовсе не удивился. Я нашел место в решетке парковой ограды, где прутья согнуты. Через эту дыру я туда и пролез, когда увидел, что ЕГО повезли в особняк. ОН шел за мной. Мне и оглядываться не надо было, чтобы убедиться в этом. А особняк уже пылал, как костер. Я стащил с НЕГО плащ, сбил с головы этот дурацкий венец. Огляделся по сторонам – как и прежде, ни души. «Неплохо это у ТЕБЯ получилось – поджечь шторы. Тут ТЫ мастер. Не то, что во всем остальном». ОН пробормотал что–то насчет того, что жертва должна быть принесена. Мне уже блевать хотелось от всей этой болтовни. Но делать нечего. Начал доноситься шум. Пробежали эти с крестом. Да, им было куда спешить. ОН на них даже не глянул, они ЕГО тоже не заметили. Проехали полицейские в машинах. Не успел я глазом моргнуть, как мы оказались в том еще борделе. Кто–то драл глотку, как на площади. Вот это был спектакль. Один актер играет ЕГО, другой – Пилата. Первый спрашивает второго: «Ты Царь Иудейский?» А тот отвечает: «Это ты так говоришь, или другие тебе обо МНЕ сказали?» Ага, вот этими или почти этими словами. Ну сущий балаган, этого только не хватало, правда? Давка в толпе все сильнее. Душно так, что пот сыпется градом. Обсуждают ограбления магазинов и разгром фабрик. Протолкались какие–то старухи с церковной хоругвью. Мегафон надрывается: «Молитесь за обижающих вас». Тут уж начался форменный митинг. Один орет: «Нам нельзя идти за НИМ, с ЕГО устаревшими религиозными взглядами». Второй кричит в ответ: «Главное, что еще горшими врагами являются те, кто выступают против НЕГО». «Когда победим вооруженных врагов, останутся враги без оружия, но они – тоже враги»,– не уступает первый. Я, знай себе, работал локтями. Еще та работенка, доложу я вам. У воров был праздник. В толпе говорили о рабочих, которые выступили на решительную и бескомпромиссную борьбу. По радио транслировали допрос людей, разгромивших фабрику. Они говорили, что действовали, вдохновившись ЕГО призывом, по наитию. Ничего себе! Ладно еще, что ЕГО никто не узнавал. Забыли о НЕМ, что ли? Мы продирались сквозь толпу. Я уже не в силах был понять, о чем тут треп и к чему все клонится. Вырвались в парк. Там стояла такая же жара, как и в городе. Он нырнул под дерево. Я свалился рядом. Прошло какое–то время. Наверное, я вздремнул.

К вечеру холоднее не стало. Я потащил ЕГО к той забегаловке. Думал – помирает, похоже, что с голоду. Ввалились через заднюю дверь в меньший из залов. Вышибала, что стоял на дверях, узнал меня. А в зальчике было как всегда. Несколько парней сидели на полу. Я, случалось, снабжал их товаром: коноплей, гашишем. Мы проковыляли в большой зал – проход был тщательно замаскирован. Яркий свет ослепил глаза. Я прислонил ЕГО к столу. Людей было мало. Я вынудил ЕГО открыть рот и влил туда немного вина. Заставил есть. Не знаю, как это случилось, но тут вдруг рядом с нами оказалась пара молодчиков из тех, что в самом начале вошли с НИМ в город. Особой радости они не выказывали. Как будто даже немного обижались на НЕГО за то, что ОН их в это втянул. Что–то там мололи о потасовках, столкновениях с полицейскими – вовсе не рвались в драку, толпа затянула. Не похожи были на святых обновителей. И не слишком к НЕМУ прислушивались, когда ОН стал вдруг вещать о том, что жертве надлежит быть принесенной. Что этот мир должен воспылать в огне. Уговаривать их сохранять терпение, потому что ОН сам все за них сделает. Сделает сам, но от них требуется еще немного, совсем немного помощи. Только один из этих ослов заявил, что пойдет с НИМ до конца. С такой рожей, впрочем, терять ему было нечего. Одного из них полицейские уже держали под арестом, обвиняя в убийстве нескольких человек. Этот мордоворот шепнул, что если им это потребуется, они вынудят ЕГО сознаться. Так или иначе, тюремной камеры ЕМУ не миновать.