Сирил Корнблат - Синдик Страница 7

Раздался робкий стук в дверь. Тот самый золотарь, в кожаном фартуке, по имени Джон, стоял в дверях, переминая в своих огромных, покрытых ожогами, ручищах шапку.

— Да, сын мой? Входи. — Но посмотрел он на него не очень приветливо. Ему следовало бы получше знать, что негоже поддаваться искушению грехом корыстолюбия.

— Итак, что тебя привело ко мне?

— Отче, — проговорил деревенский парень. — Я пришел, чтобы передать это вам.

Он подал священнику мягкий кожаный кошель. В нем что-то звенело.

Отец Амвросий высыпал содержимое на свой стол и задумчиво потер пальцем грязные серебряные монеты. Пять марок и одиннадцать пенни серебром. Никакой селедки до конца поста! Серебро предназначалось епископу, причем ею количество сделает честь этому приходу! Позолота для изображения Пресвятой Девы Марии! А возможно, и пара стекол для окон в церкви!

Тут он сгреб монеты и засунул их обратно в кошель. — Тебе достались они через грех, — проговорил он спокойно. — Грех корыстолюбия вселился в твое сердце, а ты грешишь еще и и ростовщичеством по отношению к своему брату по христианской вере. Не отдавай эти деньги церкви — верни их твоим жертвам.

— Отче, — чуть не плача пробормотал золотарь, — простите меня, вы не поняли. Они все идут и идут ко мне. Они говорят, что у них все в порядке, что они одалживают день так же, как лошадь. Разве это не глупо? Неужели вы думаете, что я хотел стать ростовщиком? Нет! Я был честным золотарем, а честный золотарь всегда оказывается в тяжелом положении. Все деньги в деревне каким-то образом оказываются в его руках. Кто-то оставляет марку на хранение и платит за ее сохранность пенни в год. Другой несет тебе серебряные монеты, чтобы ты сделал ему блюдо, и волей-неволей, какие-то монеты остаются. А потом приходит кто-то еще и говорит: «Дай мне для того-то и для того-то марку на год, и я верну ее тебе еще с одной маркой». Отче, они меня упрашивают! Они говорят, что им придет конец, если я им не одолжу, что их старые родители умрут, если они не смогут купить им пиявок, что их покойные родственники будут гореть в аду, если они не заплатят Господу, и что в этом случае делать человеку?

— Все равно грех, — просто ответил священник.

Гостя охватила злость.

— Хорошо вам, падре, сидеть здесь и говорить так. Но чем же тогда платить Господу, как вам говорят, за упокой души Гудди Ховата? И как тогда Том Тэтчер купит тележку, чтобы продавать свое пиво в Гластонбери по более выгодной цене? И как тогда фермер Мейджор наймет людей из Вилинга для уборки сена до того, как первый же шторм его уничтожит? И еще сотни других случаев. Говорю вам, без Джона Золотаря этот приход был бы худшим местом на земле, и он не желает, чтобы его постоянно склоняли как тяжкого грешника! Я не хотел впадать в грех корыстолюбия, но мне пришлось, и когда это случилось, я обнаружил, что тот, кто при встрече на дороге задирает свой нос перед ростовщиком, больше всего упрашивает, когда приходит к нему в мастерскую просить в долг деньги!

Священника эта тирада ошеломила. Джон казался честным, факты есть факты — может ли добро порождатся злом? А Его Святейшество Папа Римский с его разбирательством дела Ломбардов — банкиров, или как там они себя называют…

— Я должен подумать над этим, сын мой, — сказал он. — Может быть, я поторопился. Возможно, во времена апостола Павла ростовщичество было совершенно другим. Возможно, то, чем занимаешься ты, на самом деле не ростовщичество, а просто нечто, его напоминающее. Можешь оставить мне это серебро.

Когда Джон ушел, отец Амвросий закрыл глаза и подпер голову руками. Все действительно переменилось. Во времена Старого Завета у мужчин было несколько жен. Сейчас же это грешно, но действительно ли Авраам, Исаак и Иаков попали в рай? Павел писал свои послания небольшим островкам христианства, окруженным морями язычников. Конечно, тогда для христиан было необходимо держаться поближе друг к другу против общего врага, тогда как сейчас эти узы могут спокойно быть немного ослабленными. Как может быть грехом плата за упокой души Гудди Ховата, стремление к лучшей цене за эль пивовара Тэтчера и спасение деревенского сена? Дьявол изощрен, но наверняка не настолько же! Еще немного таких ухищрений, и этот приход будет напоминать райские кущи!

Отец Амвросий оставил свои размышления и подошел к алтарю, в качестве которого он использовал небольшой церковный камень. Он начал рьяно переворачивать страницы огромной библии в кованом переплете.

— Корень всего зла — в любви к деньгам…

Тут отца Амвросия озарило, что слова апостола Павла относятся не к любви к деньгам Джона Золотаря, а в любви к ним сэра Болдуина.

Он снова вернулся к своей проповеди, и его перо начало скрипеть по пергаменту, стирая последние следы Анналов Тацита, VII, i-v. Ладно, эта проповедь будет обличать, но обличать не Джона Золотаря. Она будет стыдить сэра Болдуина за отсутствие сострадании и за то, что он не следует Законам Божьим, за то, что отказывается отдать Фоллоуфилд кредитору. В это воскресенье в церкви прозвучит гул одобрения, и много укоризненных взглядов обратятся к сэру Болдуину за ею попытку очернить друга и благодетеля этого прихода, ростовщика.

— Вот как власть переходит из одних рук в другие, — заключил Ф.У.Тэйлор, откашлявшись, — и вот какая следует реакция народа. Странная вещь — люди всегда думают, что каждая смена власти — это вообще последняя смена власти.

Казалось, он закончил.

— Дядюшка, — сказал Орсино, — кто-то меня пытался убить!

Тэйлор долго молча глядел на него.

— Что произошло? — наконец спросил он.

— Я пошел в театр, с пятью телохранителями. Старший охранник по имени Хэллогин выстрелил в меня. Один из телохранителей принял пулю на себя. Он убит.

Пальцы Тэйлора начали выстукивать стаккато по клавиатуре переговорного устройства. По мере того, как он отдавал приказы, лица на различных экранах появлялись и снова исчезали.

— Старший телохранитель Чарлза Орсино сегодня Хэллоран. Проверьте его. Он покушался на убийство Орсино. То же относится и к остальным сегодняшним охранникам.

Он выключил пульт и повернулся к Орсино.

— А теперь о тебе, — проговорил он. — И чем же ты занимаешься?

— Только делаю свое дело, дядюшка, — неохотно ответил Чарлз.

— Все еще бэгмен при сто первом?

— Да.

— А как насчет женщин?

— Ничего особенного, дядюшка. Ничего постоянного.

— Были у тебя взыскания или понижения по службе?

— Нет. Участок работает, как часы. Я бы не мог сравнить их нравственность ни с одним участком к востоку от Миссиссипи. Почему вы так тяжело это восприняли?